Павел Банников
ЧЕЛОВЕК В ДЕТСКОМ (сборник стихов)
ОКТЯБРЬ
Денису и Кристине
Где мост был пуст по вечерам и беспорядочно
растущие деревья закрывали
нам спуск к реке и делали дорогу
на тот большак за геоинститутом
извилистой — теперь торговый центр.
Здесь мы не остановимся, подумал я, а вслух
заметил, что не узнаю пространства
(вот разве тот подъезд, да-да, напротив,
четвёртый, да) и этих белых пятен
становится всё больше год от года.
Так в октябрях, когда сезон дождей отложен на
потом, возможно даже на ноябрь,
то в небе прорастают кучевые
невнятной формы, и при взгляде — будто
меняются местами степь и горы.
Тогда ещё такое чувство, что однажды я,
по городу — вот как сейчас — в машине
или пешком (не думаю, что очень
изменится картина), не узнаю
ни города, ни мира. Ни подъезда.
Но возвращения не избежать, руины
гораздо лучше освежают память:
рисунки вен, расположенье шрамов
на коже и на сморщенных фасадах
не лечатся вином, алюкобондом.
И замолчал. А ты сказала: глянь, какое небо,
над степью облака — как будто горы,
как будто сто парашютистов, перепутав
план высадки, зависли, не решаясь
спланировать на незнакомый город.
Публиковалось в журнале поэзии “Воздух”, 2016, №2
***
вот тело моё с тобой
вот голова моя о другом
и душа моя не моя
не твоя
сама не своя
вот тело твоё не твоё
не моё
тело твоё со мной
голова твоя о другом
а душа
а что там душа
ей хозяин совсем не здесь
голова твоя не твоя
и моя сама не своя
тело моё о тебе тело
моё твоё
тело твоё про меня
больше нет ни души
тело моё обо мне
голова моя на плечах голова
твоя на плечах
на моих и ещё всего
а душа
душа как душа
что ей до этого
34
жили в квартире
тридцать четыре
испытывали нервы, печень
сердца и крепость
дружеских уз
потом жили в другой квартире —
тоже тридцать четыре —
продолжали испытывать на себе
действие алкоголя, лёгких
наркотиков и тяжёлых чувств
встречали новых пивом и пловом
провожали старых ласковым словом
аккуратно подтыкали одеяла
уснувшим
в общем — умирали
медленно и радостно
шептали: господи, за что?
шептали: господи, спасибо!
***
вот скажем люди
рождаются
потом они обучаются
всей и всяческой жизни
хранить наркотики
постить котиков
хоронить мертвецов
посылать отцов
продолжать род
сажать огород
в общем всячески реализуются
потом дематериализуются
и это довольно
печально
поэтому
давай станем
непонятого вида зверьками
непонятного рода шорьками
вилками вёдрами горшками
таинственными порошками
ЦВЕТЫ
смерть в подъезде живет два дня
исчезает под бабий вой
часто думает про меня
никогда не приходит за мной
уходя забирает с собой цвета
красный и чёрный и цветы
возвращается на девятый и сороковой
шепчет в мыслях моих ты
руки твои и плечи спина
сутулая непокойный взгляд твой
возлюбленный мой встречу
нашу последнюю откладываю который
год подряд
шепчет жарко долго до хрипоты
однажды возляжем и с тобой
и
уходит
и забирает цветы
запах хвои кутьи
и немножко боль
#ЛЮБИМЫЙМОРДОР
любимый мордор укрывает смогом
как мягким пледом волглым покрывалом
в отсутствие других ориентиров
мы движемся на око саурона
манящее безудержным весельем
разнузданностью тёплой зимней ночи
слегка прибитые портвейном орки
торчат на лавочках повдоль замёрзшей речки
сквозят эльфийки кутаясь в хитоны
стремясь укрыться путаясь в тумане
пугаясь шороха шагов и кашля гномов
выгуливающих своих питомцев
а мы плывём сквозь смог туман и шелест
от мест работ к местам совокупленья
из нижних мхов на верхние болота
к подножиям мерцающих строений
к их верхним этажам дарящим радость
к покою разума к исходу рефлексии
плывём в тоске ничем необъяснимой
любимый мордор может спать спокойно
любимый мордор может спать спокойно
Публиковалось в журнале поэзии “Воздух”, 2016, №2
У РЕКИ
сидишь у реки
долго сидишь
очень
долго
и они-таки начинают проплывать мимо — трупы врагов
вот труп врага политический
вот труп врага экономический
вот удавленник вот утопленник вот мученик вот просто жмур
плывут болезные
плывут опухшие
плывут соколики
и чувствуешь
ровным счётом ничего
ни удовлетворения
ни малой какой подленькой радости
ни внезапного сострадания
плывут себе и плывут
а следом плывут друзья
преданные тебе
преданные тобой
плывут красивые
плывут родные
машут ручками
давненько не виделись
скоро встретимся
и чувствуешь
это странное чувство
будто из тебя что-то вынули
и забыли вложить обратно
а что это было
и сам забыл
чувствуешь — пора
уходить от реки
пока не поплыл
кто-то давно забытый
кто-то любимый
мальчик в коротких штанишках
девочка в платьице белом
другой
человек в детском
***
Пётр живёт в четырёх мирах:
в первом он камень, в четвёртом — прах,
в третьем Пётр — стена и лом
и раствор — во втором.
(В мире первом у Петра есть глагол,
во втором — субстантив,
в третьем — несколько ласковых
нарицательных.)
А в четвёртом — даже имени нет.
Только свет. Красивый неясный свет.
Свет обтекает предметы вне всяких правил,
за петром проступает павел.
Публиковалось в журнале поэзии “Воздух”, 2016, №2
БЛИЗКИЕ КОНТАКТЫ
на столе лежит смартфон
не тревожит он
мне не позвонят андрей
рома и сергей
даша саша
и хамид
мне не позвонит
на столе стоит стакан
в плеере уркан
что-то воет про дела
и про купола
мёртвые мои со мной
в книжке записной
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
спи мой маленький, спи, мой ангел
твой сон охраняет сам
господь: по левую руку — ангел
по правую — дед хасан
приснятся тебе дураки и дороги
и дым от отчих могил
но ты не пугайся — главное — помни
чему тебя дед учил:
чекисты живут — и довольно долго —
чекистские бляди — нет
меж ножом и стволом — выбирай нож
учись говорить нет
меж вором и ментом — выбирай вора
между чином и саном — сан
помни — смерть страшна лишь на первый взгляд
потому что второй — не дан
и пусть по границе стелется путин
а по другой — талибан
твой сон охранят и тебя спасут
твой ангел и дед хасан
***
тайное общество книжных спамеров
пыталось работать в пятёрках (по Троцкому)
однако, выяснилось, что круги довольно узки —
приходится работать четвёрками, тройками и даже
парами
модернизировав метод в соответствии
с требованиями атомизированного современного общества
тем не менее, метод работает —
каждые 15 минут я получаю новое сообщение:
А. поделился постом: История Клуба-81 (всем выйти из сумрака)
B. написал: Шерлок Холмс и рождение современности
C. сообщает: Свободный философ Пятигорский (хард-копи — маст хэв)
Х. пишет: ты подсадил меня на Сорокина (но лошадок жалко)
Y. делится линком на стихи поэта Шаталова на Полутонах
Z. пересылает Теллурию в кривой пиратской вёрстке (я знала, что ты оценишь)
почётные члены тайного общества книжных спамеров
отправляют свои тексты самостоятельно, не подозревая о существовании Сети
впрочем, им о ней знать не обязательно, а может — даже опасно
нас пытаются вычислить
но Сеть непросчитываема, у них не хватает людей:
ни анализ лайков, ни слежение за кабаками, спортзалами и
библиотеками не даст информации
о наших тьмах и степени близости — как и было завещано
лично знакомы лишь буйные
да и система не так уж плоха — пусть мы и отказались от пятёрок, но
хорошо работают четвёрки, тройки
и (как ни удивительно) пары
каждый вечер я зажигаю свечу у
иконы Гуттенберга
молюсь и
отправляюсь в отчаянный сёрф
через три великих фаерволла:
отзывы, книги, стихи, запрещённые фильмы
этой ночью и всякой другой ночью
находят своих адресатов
расходятся по адресатам
под утро каждый из нас ложится
спать в уверенности — когда
они придут за нами — будет поздно
слишком поздно
для них
СУПЕРМАРКЕТ В КАРАСУ
по правую руку ночной ларёк — часовня при торговом храме [теремок]. шрифт ижица переселился сюда с расписания служб на воротах недавно построенного храма у озерца по левую. переселился он и на вывески центра всестороннего развития детей [умная пчёлка] и непоименованного салона красоты, единственного на округу. заботливо унесённая с ярмарки растяжка [ярмарка] украшает овощной ларёк.
по шоссейной (шоссе көшесi, шоссештрассе) — всё как в песне — один (достаточно) молод, второй (в целом) здоров, — мимо внезапных глухих кирпичных заборов, (непроницаемых ветру, дующему сквозь идущих) —
там за дувалами
любят нас и ждут,
там за дувалами
цветёт калина и цветёт қызыл өрiк,
по средам расцветает огонь мангалов,
по воскресеньям пролетают ангелы.
по уму нужно зайти в [теремок], купить сигарет, но солнце слишком тепло, ветер — слишком свеж, картина — тонка, мысль и речи — прозрачны, их может разрушить что угодно — вид персиков, помидоров, груш, вопрос: кто убил поросят? да и так ли интересно выяснять, кто в теремочке живёт? кто не живёт? кто в теремочке и не жил? давай представим мысленно, как проходят по рядам постояльцы и жители, как выбирают хлеб, укроп и консервы, как ночью к торговой часовне крадутся, гонимые недогоном, опасающиеся патруля, участкового в ранг святых возведшие.
отче их ветер,
ангелы — чайки с окрестных озёр,
возлюбленные их лежат с пупками, полными водки,
в ожидании причастия.
по делам их — не будем, пора по своим. по шоссе көшесi, шоссештрассе, по увы неизбежным в блэкаут храмам: свеча восковая — 14 тенге, свеча парафиновая — 80 тенге.
представь руку продавца, как дающую руку поэта.
пламя свечи, как ехидный придирчивый взгляд его.
пение проводов за окном, как отчётливый
голос его.
Публиковалось в журнале поэзии “Воздух”, 2016, №2
К ВОПРОСУ О НЕОРГАНИЧЕСКОЙ ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ
ровно через месяц после убийства Франца Фердинанда
исполнилось два года будущему известному
учёному, в 1963 году описавшему Polyergus nigerrimus
новый для науки вид тувинских
муравьёв-амазонок
ведущих рабовладельческий образ жизни
думал ли — мальчик — тогда — как судьбоносна
веточка, воткнутая в муравейник?
тогда — представлял ли свою станцию Вяземскую
и её окрестности
как маленький муравейник?
сравнивал ли — муж — потом — в июле сорок третьего:
рядовых с муравьями-солдатами
тыловиков — с муравьями рабочими
Сталина — с царицей, генералов — с трутнями, пленных — с тлёй
себя — в чине майора медслужбы — сравнивал — с кем?
думал ли старец, дрожащей рукой
записывая в тетради:
“возникла форма жизни, при которой величайшие достижения
цивилизации стали носить резко выраженный репрессивный характер”
о муравейниках Тувы, о муравейниках Заилийского Алатау
о муравейнике на станции Вяземской
о той первой оскомине?
“человек — талантливая и трагическая ошибка эволюции” —
написал он в своей последней книге
на задней обложке которой
указан его предпоследний
индекс, адрес и телефон
約瑟夫 (Ju-se-fu)
перед тем как уехать в шанхай, йося открыл мне тайну
(мы встретились в придорожной лагманной — по дороге в хоргос —
оставили мобильники в его паджеро
он быстро осмотрел постояльцев, сидельцев и дальнобойщиков,
и — когда зал заполнил запах редьки в дунганской лапше —
очень быстро заговорил)
помни — сказал йося —
выживают коллаборационисты, но и они — недолго
ровно до революции или стагнации, сейчас мы видим второе
если честно, я предпочёл бы люстрации — и —
я нашёл бы здесь место
где-нибудь под таразом, шымкентом или засел бы в чундже
где готовил бы чай, проводил церемонии, а зимой это было
бы — почти как хоккайдо — тишина, новые хозяева жизни и новые нищеброды
любители эко, локал — в общем всё могло было быть вполне и неплохо
но что-то пошло не так, а нары —
это не для меня, спасибо — плавал
береги телефон — сказал йося —
предпочитай китайцев за двадцать баксов
этот твой смартфон чересчур опасен
не воруй, вора не уличай и с ворами не пей, веди достойную жизнь
может быть, ты найдёшь себе место в прекрасном мире,
может, найдёшь и в этом, если оставишь
свои стишки, а мне — уже поздно
всё — пора ехать
йося уехал на восток, я — на запад
какое-то время наша одежда хранила
запах редьки и сигарет, а память —
прощальную фразу
АССАМБЛЕЙНОЕ
О казахи мои! О мои
русские, немцы и белорусы!
О уйгуры мои и узбеки мои!
О корейцы! Мои греки, армяне и курды,
евреи и украинцы!
О болгары, татары, башкиры, мадьяры!
О кыргызы, чеченцы, ингуши, дунгане,
азербайджанцы и турки,
казаки и поляки!
О таджики, туркмены и финны!
И вы, карачаевцы и балкарцы!
И вы, румыно-молдаване (так вас отметили в списках)!
И вы, чуваши (пусть не отмечены в списках, но куда без чувашей?),
лезгины, мордва и другие, кем пренебрегает официальная
статистика, занося вас в «… и другие этносы из более, чем 130».
Так вот, что я хочу сказать:
о мой бедный народ!
На этом — пожалуй — всё.
SILENTIUM
под кандагаром было круче
под измаилом было круче
под масадой было круче
не говоря уже о фермопилах
да и мы тогда были моложе
и молчаливей
здоровее, злее, злопамятней
и загорелей
о как свистел свинец
как окрашивались наши штыки кровью
как вонзались наши стрелы в раскрытые груди
как впивались наши пальцы в горло врага, вырывая кадыки
сейчас, конечно, всё иначе
оно, конечно, всё другое
всё гуманней и гуманней
всё роботизированней и роботизированней
всё вегетарианистей и вегетарианистей
отрефлексированней и отрефлексированней
проговорённей и проговорённей
политичней
демократичней
лучшей и веселей
лишь по ночам — ночами — никто не расскажет —
с тихим конским ржанием, с отдалённым
перезвоном стали, свинцовым посвистом
что-то внутри напоминает
как рыдали женщины
как плакали дети и старики
как молчали под пытками мужчины
о как они молчали
как молчали они
как молчание наше
схоже
ВЕСЁЛАЯ ДОРОЖНАЯ ПЕСЕНКА ЮНОГО САМУРАЯ АРЭКУСЭИ ШАВАБУРЭ, ВПЕРВЫЕ ВЫЕХАВШЕГО ИЗ САППОРО В ЭДО НА ПРАЗДНИК ЛЮБОВАНИЯ ЦВЕТАМИ САКУРЫ, НО НЕ ТОЛЬКО ЗА ЭТИМ
еду-еду
из Саппоро в Эдо
ждёт меня там дед мой, господин Набэсима
ждут сослуживцы мои по Томариору
Саша-сэнсей и Володя-кун
еду-еду
в столицу Эдо
ждёт меня там моя черноглазая
Маша-тян
золото волос её ждёт рук моих, слышу
уже шелест её кимоно — усладу ушей моих
еду в Эдо
за победой
еду на шестилапом своём коне
раб мой о трёх головах
вертит ими во все четыре стороны
а катана моя об одном —
ждёт-поджидает меня славный Хироши-сан — соперник мой
в битве за Сисуку срубивший головы ста русским ронинам
ждёт Хироши-сана собачья смерть
уж я понаеду
из Саппоро в Эдо
ГОВОРИТ
Юрий Домбровский — человек удивительной судьбы —
удивительно хорошо поставленным голосом (будто произносит заклинание) говорит ведущий программы новостей в день смерти Хранителя Древностей
вчера — в то же время — тем же хорошо поставленным — он говорил:
настало время сплотиться вокруг Лидера нации
позавчера — с гордостью вещал об увеличении посевов карабурды и надоев зайтугурмы
о этот дикторский профессионализм
о этот выученный пафос
о мои большие пальцы, чувствующие, как сжимается под ними кадык
о мои указательные
чувствующие, как хрустит третий шейный позвонок
о воображение моё, провожающее в вечность удивительно хорошо поставленный голос
о разум мой, зачем ты лежишь с моим телом в тёплой постели
СПУТНИК И ПОГРОМ
как-то Р. сказал мне: завершается цикл — скоро мы не узнаем
реальность
и это как будто бы правда —
сначала по радуге ушёл лемми
потом дэвид
потом леонард
потом
отъехал в пекло фидель
следом за ним — гейдар
полный список можно посмотреть в
википедии на странице умерших в 2016
и этот список ещё пополнится
но едва ли стоит надеяться
что столь же знаковыми именами
Вселенная нетороплива
когда мы чувствуем завершение цикла — предсказать
закончится ли он в
2017
2020
2030
2050
(думаю — это не предел возможностей
политической нумерологии) —
невозможно
Вселенная не знает цифр
есть лишь надежда
что ты проживёшь чуть дольше пары
правителей и пары
десятков псов из их псарни
и никаких — оправданных —
прогнозов на то
что
в небе не будет лететь всё тот же спутник
на земле не будет зреть
всё тот же погром
***
вышел пётр из тумана:
вынул ключик из кармана —
выкинул в кусты каштана
будет резать, будет бить
будет с цепочкой ходить
будет жилы вить
пётр был камень — пётр железный
и дымится сад чудесный
и пылится ад прелестный
отперты ворота рая
пётр, резвяся и играя
скажет: ом намах шивайя
Публиковалось в журнале поэзии “Воздух”, 2016, №2
МОЛЕНИЕ СВЯТЫМ СУСЛИКАМ О ДОЖДЕ
святые суслики мои
бегут через ручьи
идут-гудят через гряду
вздыхают на ходу
толкают тучку из степи
и шепчут: потерпи
поют псалмы в ночной тиши:
разверзнись, сокруши
мокры, прохладны и лехки
святые суслики
ПЛЯЖ
Ксении Софии Елизавете
и
Амели Кристине Виктории Марии Анастасии
Собирая цветы, называй их, вот мальва! вот мак!..
Леонид Аронзон
1
откапываю в прибрежном песке
закопанные в прибрежном песке
заботливой детской рукой
сигареты
называю:
вот ротманс
вот мальборо
вот ваши бессмысленные — будто этот закат над ишимом —
давыдов-слимс
2
вот дитя
а вот ангелы
вот тут дитя, а вон там вода —
без ангелов не обойтись
промокшие ангелы переодеваются в камышах
на отходняке от алкоголя, травы и опиатов
на отходняке от вчерашней немного стеснённой ебли по туалетам
в клубах, пабах на съёмных квартирах
сегодня
они чисты и безгрешны
ангелы — о чудо — стесняются наготы и прячутся от
дитяти в прибрежной растительности
чтобы, переодевшись, вновь
погрузиться с ним в холодные воды, вновь
и вновь принимая крещение
дитя даёт ангелам имена и звания —
называет:
вот архистратиг
вот трубач — труби
а ты нынче будешь конь блед — подставляй закорки — поехали!
и ангел ведёт войска — и трубит ангел — и конь блед несёт дитя по песку —
прикасаясь к чужому отцовству
3
вот белую королеву окружают:
чёрная, всадник и башня —
королева готова пасть
белые офицеры слишком увлечены офицерами чёрными
хоть те грубоваты и, кажется, больше заинтересованы в белых всадницах
белый король беззаботен и лёгок, пересыпает песок из ладони в ладонь
будто не видит нависшей угрозы, будто
ситуация патовая и можно ничего
не предпринимать
это такая игра, детка
где все заранее проиграли
и на доске — это тоже игра, но по понятным правилам
поиграем в неё, пока это закатное солнце —
не провозвестник бессонных ночей
пока ты не называешь: мужчину — мужчиной
женщиной — женщину
того бородатого парня —
педиковатым хипстером
пока ты не стала взрослой или —
что ещё хуже —
поэтом
4
что вспомню? — ведь есть, что вспомнить?
собственно, для чего вот это вот всё, если не для того, чтобы
помнить, не для того, чтобы
вспоминать, чтобы
называть вещи их тайными
именами
называю:
вот означаемое
вот означающее
вот знак
вспоминаю
песок:
в моих волосах
в пробитой фляге с остатками бренди
в носках и карманах
в ладонях, локтях и коленях —
песок
май 2015 — апрель 2017