Александра Герасимова
перемолчание
***
я голос своего голоса
язычник своего колокола
стекла на краю сколотого
сечение
острота
во мне говорят трещины
расхлёстаны перекрещены
и вещи ещё не вещные
горят
не раскрыв рта
бредут винтовой лестницей
ровесницы мне крестницы
две давние околесицы –
немолчность
и немота
я плод своего дерева
ядро своего плевела
и чем бы я ни сделалась
во мне пустота белая
бескрайная пустота
дочкиматери
-1-
это было странно и хорошо
мы стояли бок о бок
и снег пошёл
ты стряхнула колкую пыль с моего пальто
как никто
и я стала маленькой вовсе
как крошка льда
я была вода и ты мне была вода
мы текли и не было в нас начала
ты молчала
но в тебе о главном шептал цветок
стеблем вросший вглубь тебя
в кровоток
распустившийся у тебя на груди пунцом
напоённый твоим сосцом
и я знала
я – твои семена
подбирала тебе названия имена
целовала тебя в пульсирующий висок
и пила твой сок
это было странно и далеко
пригорало выкипевшее молоко
за окном большая текла вода
ты была и было легко-легко
как никогда
-2-
не перечь мне вздорная
горя не буди
хорошо укромно мне
у тебя в груди
лепестка магнолии
вмиг не оборвать
пустит руки голые
в летний зной трава
зазвенит над липами
жаркая стреха
вспыхнет за калиткою
мать-и-мачеха
сбудется да сложится
станешь мне земля
черноплодка-роженица
печная зола
запоёшь на ивовом
о тени ракит
будешь переливами
медленной реки
будешь круглым камешком
в прибережном дне
кислицей обманешься
упадёшь на снег
притворишься мятликом
тронешь мне ладонь
стану непонятливой
маленькой родной
умещусь как родинка
на твоём плече
стало тише вроде бы
не перечь мне гордая
горек вкус смородинный
плачь о нём горчей
***
и автострады шум в простенке
и гул осиного гнезда
мне в небе видится звезда
о ночь разбившая коленки
и мнится ива у реки
ранимая у водной кромки
и бледно-жёлтые воронки
в ночных потёмках –
мотыльки
и кажется – возьмёшь один –
распустит крылья на ладони
но шаришь темь – всё пусто
кроме
глухих асфальтовых глубин
но будто звук
как будто шорох
во мгле кирпичного угла
что ночь сумела – сберегла
раскрой ладонь ночная мгла
что прячешь ты –
жар мотылька? –
ладонь пуста
сгоревший порох
***
и поскольку тело твоё – вода
ты течёшь без берега и стыда
и в твоей горсти оживают камни
слюдяными нитями льётся речь
проступаешь солью на дне стакана
зацветаешь вишней на пустыре
и поскольку время твоё – гранит
переранено слово твоё саднит
проступает жилками в междуречьях
меловых запястий вишнёвый сок
за окном так жарко цветёт черешня
лепестки влюбляет в себя песок
и поскольку эхо твоё – война
ты – прогорклое семя
горчинка льна
и земля тебе – не земля – огарок
и вдыхать тебе не свободу – слом
на столе стакан
звон стакана жарок
стук вишнёвой косточки о стекло
колыбельная
/дом стоит свет горит
из окна видна даль /
виктор цой
-1-
это всем нам когда-нибудь будет стыд
дом стоит но свет уже не горит
не видна ни даль ни глазницы дно
ничего одно
это всех нас когда-нибудь поглотит
проплывает над городом рыба-кит
дом стоит в котельной котёл кипит
город спит
это всем нам когда-нибудь
никогда
бронзовеет остуженная вода
вот был дом
вот был его едкий след
вот и следа нет
-2-
станут они травой-муравой
с буйною головой
выйдут они в поля взойдут
лезвийной тетивой
высушит солнце их острия
станет черстветь земля
а голоса их всё будут петь
росы на них – зиять
всё возвращается всё звенит
солнце восходит горит зенит
и не бывает ни войн ни резни
спи мой родной
усни
***
такая братец истерия
аве мария алегрия
приснись мне гоголевским вием
моя неласковая русь
так чтоб кипел котёл в котельной
чтоб зубоскалил крест нательный
да чтоб в перине колыбельной
всё матерел сердечный хруст
посредь земли обетованной
пейзаж с перержавелой ванной
а подле в нежности диванной
не то кентавр не то циклоп
и ходят ходят кругом люди
в руках подобия орудий
апокалиптий мерехлюндий
всё оземь разбивают лоб
не снись мне милая не надо
поди родная за ограду
милуйся там с овечьим стадом
не дуя в отсыревший ус
я нехорошая прислуга
с меня добра как шерсти с плуга
тебе я больше не подруга
к тебе я больше не вернусь
***
столичный чад опрелый и хмельной
настурциями напоённый зной
вгрызается блестя стальной десной
в асфальтовое яблоко бульдозер
мне здесь не место
здешние места
затачивают одного из ста
до грифельных острот чтобы сверстать
и камнем бросить в воды тёмных озер
здесь всяк едва ли вымолвивший – бог
морозный выдох
грозовой сполох
и у брусчатых гробовых дорог
стоят они фонарными столбами
сверкая нецелованными лбами
я – не один из них
мне имя – терн
дикорастущий в облой темноте
ладонь моя пуста
мой корень – тлен
и голос мой иссохшийся неточен
мой плод фальшив и полон червоточин
минуй меня столичная жара
крошись асфальта жертвенно кора
для всякого другого – горлового
немило мне твоё любое слово
– бульдозер эскалатор парапет –
я распадаюсь на росу и свет
и мне не нужно ничего иного
***
так входят в тёмный кабинет
с мигающей свечой
так эхо осязает мрак
предвосхищая твердь
пройди здесь ощупью
звеня цикадой за плечом
сбываясь в этой пустоте
не больше чем на треть
не нарушай её – смотрись
в лиловую сурьму
и прорастай в неё нутром
как те кто были до
как неестественно тебе
в отеческом дыму
как в доме этом нетепло
какой постылый дом
так закрывают за собой
на третий оборот
так замолкают не сомкнув
на тихом слоге губ
побудь здесь – эта немота
тебя не переврёт
перерастёт и прорастёт
на дальнем берегу
на пряжке
-1-
пришли в половине пятого
/на выход!/
в котомке мель
закатный пунец залатывал
оконной холстины щель
прощанию час не выдался
покуда судим –
один
над чашкой кофейной высился
очерченный паром нимб
покорно ступил с порога и
был в каждом движенье твёрд
и сладостно пчёлы трогали
цветки
и рождался мёд
-2-
а прежде чадила лампочка
в железной ладони бра
он сцеживал безостаточно
до сухости у ребра
свой сок
и купал в нём лезвие
сухого карандаша
и жарко бумагу резали
зловонно свинцом дыша
безвременные и прошлые
остуженные землёй
и волосы им ерошили
пресыпанные золой
их матушки побелевшие
солёные как моря
и он их ловил
прореживал
и сбрасывал якоря
в сердца их такие алые
как вишни в ином саду
и звонкие зёрна падали
в надежде что прорастут
-3-
и снится –
стоит он маленький
за чудищем лопуха
и видит
смеётся маменька
пьёт солнечный сок ольха
и волос седой всё крутится
у женской тугой скулы
он кличет
/мамуль! капустница!/
журавлик! курлы! курлы!/
да только она не слушает
не видит –
всё смех да смех
и нет её вдруг –
дремучая
чащоба
и тонкий снег
и мёрзлые корни скручены
в узлы будто змеи в ком
проржавленными уключинами
древесный взвывает сонм
и в этом бессвязном гомоне
всё чудится на родном
/красивая птичка –
дома мне
расскажешь
потом
потом/
-4-
распахнуты веки в чёрное
по ноющим скулам пот
и словно бы улей с пчёлами
звенит голова –
/идёт!/
и дверь отворяя набело
роняя на кафель хрип
дебелая и одряблая
по-сестрински говорит –
/вставай!
а ну живо!
сучий сын!/
мотает его в тряпьё
бессонны в ночном часу часы
поёт соловей поёт
-5-
она причитает
/птенчик мой!/
промакивает лицо
о фартук
и сруб бревенчатый
закатным горит пунцом
/куда же его?
за что ж они?/
и рушится на софу
галдят сквозняком встревожены
листы на сухом шкафу
и кофе на дне эмалевом
остужен и недвижим
в девятом часу без малого
в нежизнь обернулась жизнь
-6-
и полдень звенел несдержанно
и вишни рождала ветвь
нехоженно да неезженно
кругом занимался цвет
и пел соловей в ольшаннике
и мёдом сгущался свет
и будто бы слышалось
/маменька../
и
/маленький мой../
в ответ
***
в арбатском темени клокочет толчея
вот ты бессмысленный стоишь вот рядом я
вот эти нашими не ставшие качели
берут окольный необузданный разбег
вот здесь читал свою поэму человек
пока над ним стрекозьи выстрелы звенели
а это камень не брусчатый не цепной
поговори о нём с невысказанной мной
найди во мне своё больное ножевое
как мы нелепы белокаменные двое
как ты мне чужд покуда я тебе чужда
ещё блеснёт свинцом за деревом вражда
ещё с полей предсмертных эхо пронесётся
ещё твой говор сотворю ребром от солнца
ещё тобой увековечу города
но только здесь и только ныне в этом пепле
пообещай что мы не глухи не ослепли
что если ты промолвишь – я перемолчу
мы так знакомы как знакомы палачу
полночной дымкой обрисованные петли
***
давно ли стала я тебе – полынь
горчащая на всяком полуслове?
побег мой срежь у щиколот и внове
прильни ко мне
прими меня
прихлынь
тревожат горизонт и голосят
стозевно перецветы травостоя
что мы такое?
кто тебе и что я?
ладонь обжегший слог
дар водопоя
взошедший на остывших золах сад
***
минует ночь не ведавшая сна
простонет бесприютная сосна
створожится туман молочной пеной
настанет день
ресницы вскинет ветвь
заговорит на тарабарском верфь
парадные задребезжат ступени
и выгнут спины всякие мосты
протянут ости
навострят хвосты
перетечёт порожнее в пустое
так вспыхивает алым в травостое
рассветный мак
чтоб к вечеру остыть
всё близится к концу начав сначала
отходят пароходы от причала
и стон сосновый слышится в гудке
а после ночь
разверзнувшая бездну
перед парадной лестницей подъезда
и привкус толуола и железа
в молочном обжигающем глотке