Эгвина Фет

Последних полевых букетов шапки

Отчественные записки. Цикл стихов

i
ходили через улицу на львовну
смотреть и дуги выгибать надбровные.
и неподвижно просидели час,
пока не попросили нас.
а там под звуки сладкой мандолины
качнулся пол,
и дудка ту-ту-ту.
кружилось и металось на свету,
что к полу не привинчено гвоздями,
не выдавало слуха бедноту.
врезался через форточку, с вокзала,
от поезда прибы́вшего гудок.
и так, и эдак львовна исчезала,
как отзвуки последние стихов.
одёрнув их за тонкий поводок,
им львовна возвращаться приказала
туда, откуда стрелки у часов,
и львов на
тигров львовна променяла –
непросто укрощенье львовной львов
проистекало.
и львы на львовну бросились из зала,
альты запели, львовна закричала.
поэзия свершилась.
мы домой
идём,
и снег ложится, как попало,
на мех, на хвост, на гриву, и с тоской:
– нам хорошо, а львовны вот не стало,
ну что ж, ну что ж.

ii
жаль наблюдать, но неизбежно что ли,
досада – стой, смотри –
не хватит воли,
и зрелище бесплатное, увы:
олеговы
стояли сапоги
на месте неуместном
для сапог –
уместном месте
для хождения ног.

шёл пятый час,
и песенка неслась,
кружился снег,
выписывая дуги,
сорвался с шеи шарф
в немом испуге,
в асбестовые тучи облачась.
шум позабыв, шум оставляя,
шум оставляя позади.
но на олеге, между прочим,
ещё немало из вещей.
домой исправно он приходит
в одном плаще.
порой олег за деревом скучает,
и только видит тонкий силуэт,
плаща слегка распахивает полы,
в фонарный оборачиваясь свет.
олеговы забавы безобидны.
и разве что не каждый в них готов.
без четверти одиннадцать, при этом,
он был таков.

олеговна тем временем слагала,
как репа неподвижна и тиха,
и музыка неслышная слетала
от неподвижного олеговны стиха.

и отчего бы ей ни быть собою,
и улицы собой ни наполнять,
тем более что
есть чем наполнять –
в отсутствии движенья
располнела
олеговна,
олеговна – как пять.

не будемте же узниками
плена и принципов чужих
исповедать –
не будемте стоять
на тротуаре
и тихо ждать.

iii
неясная забрезжила надежда,
и тусклый знак подался изнутри,
и сверху свет пролился на одежду –
на новую рубашку, на пальто –
пойду я завтра их сдавать в химчистку
зато!
надежду леопольдовну возможность
представится увидеть. как бы так
случайно я вываливаюсь в сажу
с завидной регулярностью –
дурак!
она пройдёт,
слегка заденет локтем,
невинно опустив глаза,
измажет сажей или чем угодно –
клиентов упускать теперь нельзя.
и в этот раз, когда она пройдётся,
я хвать её с поличным
и в тюрьму –
надежду леопольдовну такую
мне отпускать, конечно, не с руки –
я мысленно заведомо ликую
и вопреки.

зачем она мне сердца не откроет,
пройтись не согласится под луной,
тогда б я смог порядочно увлечься
другой.
….
с какой другой – значенья не имеет,
решительно, любая подойдёт –
степановна, арнольдовна и даже
с андреевной мне б было по плечу.

iv
сидели на концерте. вышли с тем –
освобождённый каждый от фонем,
от колебаний воздуха и просто
соотношенья собственного роста
с андреевной.
андреевна в длину
как есть маяк,
что светит на луну.
луна молчит,
андреевна, напротив,
словоохотлива,
что с деревом пила,
но с нею мы коро́тко повстречались –
она пила.
…

v
на промытом ветром небосклоне
охристая в крапину форель
облаком плыла в одеколоне
за прокопий валентинычем.
мимо клубов, мимо канделябров
пар струился из трубы ноздрей,
набирая в легкие, как в жабры,
растворимый кислород полей.
небо это тема непростая –
рыбы в кислороде не живут,
облако побудет и растает
или растворится, как мазут.
шёл домой прокопий валентиныч,
взглядом провожая лебедей,
этих лебедей летело столько,
сколько он не видывал за жизнь.
вспомнилась по случаю Анфиса,
по пути как раз сегодня к ней.
чтоб не пропадать одеколону,
и форели чтоб не растворять,
смело направляется к притону
улицы мясницкой 25.
тут из-за угла выходит лама,
перегородив к притону путь,
только эта лама плод обмана,
в деле лама курит-курит ртуть,
сквозь усы выходит пар, и разве
разуму такое обмануть –
синие чулки на ней с подвязкой,
значит, если видно, что чулки,
выше взгляд уже не поднимался,
чем запястье ла́мовой руки.
лама-лама-лама-лама-лама,
вовсе и не лама, а ламак,
как гусак-гусыня, голубыня,
голубь, а в итоге голубак.
ничего поделать невозможно,
чувство любопытства утолить,
если у дверей диковин столько,
то внутри притона – ча-ча-ча –
увлекают звуки к барной стойке
и прокопий валентиныча.
…

э п и л о г
как хорошо устроена планета –
сама она вокруг своей оси
вращается,
а нам не надо это
проделывать вокруг своей оси.
но это совершенно не мешает
вращаться нам вокруг друг друга так,
что искры нам дорогу освещают
сквозь мрак.
ноябрь 2018 – январь 2019

Шарф на воздухе кружится. Цикл стихов
*
простынь белая ложится
шарф на воздухе кружится
на излёте лета вслед
щёлкнет фотопистолет
шарф шифоновый алеет
в изумрудном льне аллеи
и белеет неба простынь
за стволами в полный рост их
… … … … … … …
щёлкнет фотопистолет
уходящему в ответ
за его упрямый нрав
точно вечность даровав
под ребром сквозя навылет
из груди бумажной вынет
сердца слабый механизм
увлекая тело вниз
… … … … … … …
вопреки закону впрочем
силу тяжести отсрочив
в узкой раме на стене
растянулся по струне
силуэт с дырой в спине
… … … … … … …
и его уже не гложет
как он глупо расположен
на отравленной стене
2018 год

*
пластинка обегает полный круг
и приседает всякий раз как в танце
над голосом гудящим дальних станций
в холодной комнате с себя снимая слух
…
чтоб тишина её вступила вместо
всех прошлых пустяков из-за
и боль свою на нитку привязав
раскручивает с камерным оркестром
…
бездушный механизм казалось бы
но заполняет лёгочную колбу
и позабыв дыханье ненадолго
в неё впускает музыки столбы
…
летает человек в оконной раме
раскачивая люстры тусклый свет
среди шкафов комодов табурет
небрежно опрокинут над мирами
…
так навсегда запечатлён его полёт
в таблице сборной звуковых частот
разверстый между трубами-альта́ми
он изгибает тело в полукруг
и палочка в руке его как кнут
свистит-свистит над нотными листами
2018 год

*
снег промерзал а в углях фонарей
вдоль стен почтамта гусениц траншея
ни бабочка ни рыжий муравей

зимой деревья голые по шею
и лыжник с голым торсом режет снег
как штанговый токоприёмник воздух

на раннем небе лунный обруч пег
в мерцанье еле различимом звёздном
спит машинист на станции конечной

и женщина-кондуктор рядом с ним
в обнимку с сумкой из которой мелочь
тихонько подавала голос им

и снится машинисту как сверчок
поёт и муравей идёт на ужин
и как жена ложится на плечо

сквозь белый снег проваливаясь глубже
2018 год

*
вснегумилёв
вснекружится и лнёт
к плечу плечо
а слово к слову
моей руке нет большего улова
чем тёплая твоя ладонь
… … … …
вснегуполя
твои ресницы шапка
я ем лицо твоё
глазами как облатку
ест прихожанин
на воскресной службе
… … … …
вснегубыгубы
ими в губы буду
не ранен не убит
а поцелован
не дрогнет ветка
не сорвется птица
их много здесь
сомкнуты веки
плотно их
и снится
как пар взмывает
над озёрной чашкой
немного медлит
а потом садится
и поезд в хвост
себе дымя
увозит
туда за горизонт
где нет таких же
как я и птицы
птицы как и я
растают с первыми лучами
не печалься
нас снова встретишь
возвратясь случайно
… … … …
вснегумилёв
вснепризрак и стена
высматривать
их до утра
как до утраты
и только спичкой
в воздухе черкнёшь
как надо
брать всё что можно
взять и уходить
тебявсю взглядом
нет не унести
как только тень
исчезнет в первых солнцах
всё это вовсе
может не вернётся
со следующим
снегомдекабря
… … … …
45-я параллель, № 23 (443) от 11 августа 2018 г.

*
потянув за тонкий поводок
рыбы спящей губы растопырив
падает звезда наискосок
от хвоста линяя шлейфом пыли

кажется всё это не всерьёз
вёсел лопасть плюхает об воду
в рыбе содержанье углеводов
ра́вно содержанью в рыбе слёз

так непониманье матерьяла
с жестяной посудой разговор
туго шёл наружный свой покров
пленница стремительно теряла
2018 год

*
проспект смешался грязь текла комками
потоком грёз разлуки рук с руками

и глаз не прячь возлюбленных сквозь мрак
омыть ступни́ разбитые в погоне

их ноги длинны, шеи и хвосты
мелькали обнажаясь сквозь кусты
ласкаясь в можжевельниковой куще
и час за часом прежнего лишь пуще

пусть что-нибудь мани́т отсюда вдаль
за русским словом Михельсон и Даль

всё было ма́ло то что жало и мало́
перерасти отбросить прежнее число

перешагнуть уйти за баррикаду
лет

вниз головой и шапка в бурый снег
слетела и лежит никто не хочет
подать руки и только глубже топчет
45-я параллель, № 23 (443) от 11 августа 2018 г.

*
только ли перегоны метро и поплавский сам
вынырнул в станции гул в дребезжанье оконных рам
лязг и возня уходить убегать дворами
выдавив тело из света полоски во тьму
угольной семечки гуще тугую жижу
подлым упрямцем спускались по одному
влажные тени как будто по жёлобу крыши
во́рот и шея мелькнули полу́ночный час мертвел
ахнула птица завидев как шарф метнулся
ку́чера лошадь и буквы заглавной мел
вырвало прочь из сада и сад замкнулся
вырвало клёном в шапку из гнёзд ледяных оме́л
чах и черствел серповидный конец на небе
вздыбилось слово когда он его вкатил
вздыбилось слово и потекло по вене
Журнал «Вещество», №3, 2018. Подписано в печать 13.01.2018 г.

*
невидимая птица одинока
невидимая птица некрасива

ложится тень на тонкие перила

холодным телом каменного блока
ложится тень холодным телом на

а помнишь как вчера ещё идёшь
и в слово птица входит слово нож

и видно как от клюва до хвоста
она линяет образом креста

на тонкие перила птицы тень
вчера ещё идёшь сегодня лень

холодным телом каменного блока
ещё идёшь вынашивая бога

потом еще… и улица летит
и бог летит над птицею бездвижной

свернёшь в проулок но шагов не слышно
посмотришь вниз а улица летит
45-я параллель, № 23 (443) от 11 августа 2018 г.

Животное явление. Цикл стихов
1
у меня спросила речка,
у меня спросил кузнечик,
от чего сирень линяет,
кони по полю гуляют,
совы песни не поют,
знают только у да у,
лев рычит и ловит ланей –
узник низменных желаний,
кони, совы, лев и я,
лани, в поле полынья, –
ничего не смыслим в этом
содержаньи бытия.

2
я состою из этого стекла
вагона тусклого купе,
железа скрипа,
холодного стекла
и монолита,
запечатлевшего,
как вертится земля,
и поезд, отрезвлённый
клубом дыма,
скользит по рельсам
в хвойные леса.
такая, впрочем, в жизни полоса –
как бы режим холодного отжима.

3
и лиса хотела тоже
на оленя быть похожей
и стремительной походкой
удаляться прочь, но лось
проявил настойчивость,
и лиса теперь как лось
на деревьях сводит злость.

4
лось представил, окунь – это,
что на ниточке дрожит.
лев представил заяц – это
лист осиновый дрожит.
подчинив существованье,
лес разлёгся поперёк,
как в стекле у речки дальней,
отразился василёк.
на одно мгновенье, после
сон другое показал:
лошадь оголила дёсны,
укатилась на вокзал,
что-то, что уже не помню,
мне хотелось ей сказать,
били бубны, кошки пели,
осень плавала в метро,
из вагона вышли ели,
с ними Агния Барто,
по полям иное дело,
ноги чешешь об траву:
– как поэт мне ближе Бэлла
«вы протянуты к тому», —
говорит она неясно,
– собеседник я прекрасный
только Бэлле ни к чему.
разве стыдно быть поэтом,
мухам кукиши крутить,
сочинять про то, про это,
шапку набекрень носить.
так тоскливо шла беседа,
лучше б с лошадью про лето,
я про жулика-соседа,
а она про область света
«между нами и людьми».
словно окунь, словно заяц,
словно лось и царь зверей,
я дрожу пред мирозданьем
с лёгким, впрочем, опозданьем.
укрывает утро твердь.
ни одно, увы, созданье
не оправдывает смерть.
2018 год