Кира Лобо
ХРОМАЯ ЛОШАДЬ (психологическая повесть)
И снова ей — печальный груз.
Она, покорная, не ропщет…
Моя страна — не тройка-Русь,
Моя страна — хромая лошадь.
В. А. Васюхин, 6 декабря 2009 года
https://stihi.ru/2009/03/14/2118
Дул холодный декабрьский ветер. Вперемешку с мокрым белым снегом в воздухе хаотично летал серый пепел. Со всех сторон доносились звуки сирен и крики людей. На замёрзшей земле лежал человек и смотрел в ночное небо. Вокруг был едкий чёрный дым. Очень много дыма…
Глава 1. Макс. Понедельник
Я сидел в кожаном кресле и крутил в руке ампулу пентобарбитала. Меня окружала звенящая тишина, но если слушать вдаль, то можно разобрать, как через два номера от моего кто-то спустил воду и перекинулся с кем-то парой слов.
«Не одному мне не спится», — усмехнулся я.
На стеклянном столике передо мной стоял рокс с водой. Рядом с ним лежал шприц на два миллилитра.
«Может, лучше было бы взять инсулиновый, — рассуждал я, глядя на длинную иглу, — хотя одного миллилитра мне может не хватить, а делать несколько уколов неразумно…»
Я поднёс ампулу ближе к глазам и стал разглядывать, как прозрачная жидкость переливается от еле заметных колебаний.
Когда я набирал шприц, мои руки не дрожали: мне неоднократно приходилось это делать. Я не чувствовал страха, неуверенности или других подобных чувств, описанных всякими соплежуями в прокатном кино. Я насмехался над их ничтожностью, потому что, оказавшись на их месте, я ощутил безграничную власть.
Я обожаю власть. Я люблю её больше, чем деньги. Но в последнее время у меня не было ни грамма её: в своей жизни я больше ничего не контролирую. Поэтому сейчас, ощупывая пальцами эту маленькую стекляшку, я упивался своим всемогуществом.
Когда твоя жизнь рушится как карточный домик, тебе остаётся только стоять в стороне и смотреть на неизбежное. Чувствуешь себя жалким от осознания того, что тебе не спасти эту конструкцию, даже если начнёшь хаотично ловить единичные бумажные квадратики. Но когда в твоих руках лежит эта крошечная ампула, ты понимаешь, что существование всего мира в данный момент зависит только от тебя и только ты решаешь, что будет дальше.
Представляете, сколько власти в одной малюсенькой скляночке?
Держа ампулу в левой руке, а шприц в правой, я рассматривал бледную кожу на предплечье. Чёткие синие линии притягивали взгляд.
На кровати зажужжал телефон. Хватило же мне ума поставить его на беззвучный, а не вырубить к чёртовой матери. Я аккуратно положил шприц и ампулу на стеклянную поверхность и, подойдя к кровати, взял трубку.
— Макс, — раздался голос Леси, — я только что вышла из больницы. — Её прерывистая речь сопровождалась всхлипами.
— Что случилось? — напрягся я.
— Они сказали, что уже сутки не бьётся сердце, дали какие-то таблетки… Его больше нет. — Она разразилась рыданиями.
Я медленно опустился на покрывало. Мне показалось, что и моё сердце не бьётся. Я никогда не умел утешать по телефону.
— Мне приехать? — спросил я.
— Нет, нет, просто скажи, где ты, я сама приеду.
До того, как её голова оказалась у меня на коленях, я уничтожил все улики. Вот же проклятье! Вряд ли получится раздобыть ещё одну ампулу…
Я молча гладил её по волосам и ждал, пока она первая заговорит. Не знаю, сколько времени прошло, но мне это молчание было не в тягость. Всегда можно найти, с кем поговорить, но не всегда есть с кем помолчать.
— Почему ты вообще здесь? — спросила она.
— Не хотел идти домой, — проговорил я. Мне подумалось, что я смогу отвлечь её, перетянув одеяло на себя.
— А кто с сестрой остался?
— Я проконтролировал, чтоб она уснула. И ушёл.
Леся поднялась и вытерла нос.
— Разве можно оставлять её вот так, одну? Она же совсем маленькая.
— Хочешь почитать мне нотации? — улыбнулся я.
Она шлёпнула меня по плечу.
— Не одному тебе тяжело, — сказала она.
Я посмотрел ей в глаза и не ответил.
— Ты Мите уже сообщила?
— Нет… Думаю, лучше при встрече.
— Тогда собирайся домой, пока он не начал тебя искать.
— Давай на двоих такси закажем. Тебе тоже надо быть дома.
— Уговорила. — Я хлопнул её по коленке.
— А с твоей сестрой я буду помогать.
— Необязательно, как-нибудь справлюсь, — отмахнулся я.
— Мне это нужно…
Я кивнул и обнял её. А через час мы были по своим домам.
С того момента прошло уже шесть лет. Но без напряга помолчать мне удавалось только в одиночку.
* * *
Мне часто снятся странные сны. Ещё более странно то, что я запоминаю их в деталях и подсознательно пытаюсь связать с оккультизмом. Нет, мне не снятся мистические существа или другие нарколептические картины. Но как говорил Стивен Кинг: «Мистика не так страшна, как реальность». Мне снятся слишком реальные сны.
— Макс! — звонкий девчачий голос вырвал меня из этого кошмара. — Твой телефон на кухне надрывается уже минут двадцать. Ты глухой?
Я лежал с закрытыми глазами, но сестра знала, что я уже не сплю. Она постояла над душой ещё минуту и, хлопнув дверью, вышла из комнаты. После смерти родителей она стала занозой в моей заднице.
Говорят, что о человеке можно судить по тому действию, которое он, проснувшись, делает самым первым, не думая. Я всегда смотрю на часы. Время — это всё. Я боюсь потеряться во времени, поэтому ставлю будильник на телефоне всегда, даже когда нет никаких дел. А может, я просто боюсь не проснуться… Который час?
Я дошёл до телефона, отключил звонок и сел за стол. Сестра сидела напротив и с важным видом листала журнал.
— Ты слышал новости? — спросила она.
— Во сне? — Я всегда говорил с сарказмом. Ну такой уж я человек!
— Вчера на Лифанова какой-то домик загорелся. Утром там нашли мужика с собакой. По телику показали.
Я застыл. «Это просто сарай», — успокаивал я себя. Чтобы не пугать сестру, я бросил:
— Да бомж, наверное.
— Наверное. Собачку жалко.
Я с трудом глотал кофе. Он отдавал гарью.
— Где ты был ночью?
— Не твоё дело, — отрезал я.
Она скрестила руки на груди и надула губы.
— Ты меня так спокойно оставляешь одну и не боишься, что со мной что-то случится. Ты меня не любишь!
Она резко повернулась и вздёрнула носик. Маленькая актриса.
— Ничего с тобой не случится, я всегда буду рядом. Ты от меня никогда не отделаешься.
Она улыбнулась. Я тоже.
* * *
Место, где мы собирались с пацанами, тихое и почти заброшенное. Это такой маленький лодочный домик, стоявший неподалёку от побережья Камы. Мы называли это место Пирс. Домик принадлежал моим друзьям — Глебу и Матвею. Они приходились друг другу единокровными братьями, но родились в один год. Внешне они тоже были похожи — не за счёт генов, нет, — просто у них был один стиль, если это можно так назвать.
Оба примерно одного роста; цвет волос разный, но причёски идентичные: по бокам волосы сбриты, а по центру небольшая длина, позволяющая собрать хвостик. На разных руках у них набиты разные татуировки, но издалека эти кляксы казались одинаковыми. Различие между ними было только в том, что у Глеба в левом ухе болтался маленький серебряный крестик. Все знакомые считали их близнецами. Собственно, при моём знакомстве с ними Док их так мне и представил.
С самого первого дня Пирс стал для меня отдушиной. Я обожал это место. Мы собирались там почти каждый вечер. Разговаривали, пили, дурачились — время пролетало со скоростью сапсана.
В нашей компании я моложе всех — когда мы познакомились, мне ещё не было и двадцати, — поэтому Док, как самый старший из нас, невольно взял меня под своё крыло.
Матвей производил впечатление весьма безобидного человека. Он не любил конфликты, избегал сложностей и в целом относился к жизни беззаботно. Иногда даже чересчур. Возможно, потому что по гороскопу он такой лёгкий и воздушный, а возможно, причиной было то, что под утро он всегда уходил с Пирса укуренный в хлам. Как-то раз он заметил моё напряжённое состояние и предложил мне, Док тут же подскочил и отпихнул его:
— Ещё раз увижу — руку сломаю.
Матвей отшагнул от меня как от прокажённого. Глеб смотрел в сторону, показывая, что он не при делах. Повисла тишина. С Доком вообще никто не спорил, потому что он слишком непредсказуем. Он мог сегодня посмеяться над твоей шуткой, а завтра выбить из тебя всю дурь за неуместную фразу. За каждого из нас он готов наброситься на любого и забить до смерти голыми руками. Все знали, что с ним можно ничего не бояться, но сами боялись его как огня. Его безмерно любили за то, какой он есть, и никто не посмел бы идти против него. Больше с подобными предложениями Матвей ко мне не подходил.
Док был для меня неоспоримым авторитетом. Я не просто хотел быть как он, я хотел быть им. Я перенимал его манеру общения, копировал его жесты, даже думать старался его мыслями.
Каждый день он рассказывал или показывал что-то новое для меня, и я хватал информацию так же жадно, как рыба, выброшенная на берег, хватает ртом воздух. Док научил меня драться, выкручиваться и — что самое главное — точно понимать, когда пора сваливать.
Я кайфовал от ощущения некоторого превосходства над людьми, не имеющими такого тесного контакта с этим человеком.
Глеб — воплощение жестокости. Мелкое воровство для Близнецов было основным заработком, но Матвей делал это лишь с целью наживы, а вот Глеб всегда старался не упустить возможности нанести какой-нибудь ущерб вещам или их владельцу. Для него было неважно, что отбирать, ему как будто нравился сам процесс. По уровню агрессии до него дотягивает разве что Алекс ДеЛардж.
Прошлой ночью Глеб предложил поджечь какой-то сарай.
— Гори-гори ясно, чтобы не погасло! — вразнобой горланили Близнецы.
В ногах у Дока стояла канистра с горючей жидкостью.
— Чё стоишь? Поджигай и кидай вон в то окно. — Глеб весело толкнул меня в плечо.
Я стоял со стеклянной бутылкой в руке. Из горлышка свисал кусочек ткани, на дне плескалась тёмно-коричневая смесь.
— Я не докину до окна, — сказал я, доставая зажигалку из кармана.
— Не страшно, стены деревянные, а дерево отлично горит.
На этой фразе я услышал в голове щелчок, который означал: ты запомнишь это на всю жизнь. Не знаю, что это за штука, но почему-то некоторые услышанные мной фразы вот так щёлкают и запоминаются действительно надолго. «Дзинь. Записано».
Я поджёг край тряпки, посмотрел на оконный проём и снова перевёл взгляд на бутылку. Она начала нагреваться. Док окликнул меня и выхватил бутылку из моих рук.
— Хочешь ожог получить? Если долго не можешь решиться что-то сделать, — он подбросил бутылку в воздух, поймал её и замахнулся, — надо просто брать и делать это.
На последних двух словах Док швырнул бутылку в стену сарая. Стеклянный сосуд разлетелся вдребезги, и разлитая жидкость мгновенно вспыхнула, охватив полстены ярким пламенем. Ребята восторженно загалдели. На секунду мне показалось, что я уже видел этот момент. Дежавю. Вдалеке завыла сирена.
— Чёрт, сваливаем!
Я кинул последнюю бутылку в сторону. Близнецы, не оглядываясь, побежали врассыпную. Краем глаза я заметил, что задняя дверь полыхающего сарая открылась, и мне послышался собачий лай. Я старался прислушаться, но Док потянул меня за рукав и потащил за собой.
* * *
— Можно в пятницу не ходить в школу? — Сестра, понурившись, крутилась на стуле.
— С какого перепугу?
— Я устала учиться, а там ещё и на физре бегать придётся.
— Пятница — это последний день перед выходными. К тому же скоро каникулы. Найди в себе силы. А в субботу съездим с тобой погулять куда-нибудь.
— Ну ладно, — бросила она и побежала собираться.
* * *
Чтобы добраться до Пирса, мне надо проехать три остановки на «элке». Я стоял на платформе и ждал поезд. Я услышал, как он подъезжает к повороту, увидел яркий свет фар, разрезающий вечерний полумрак, и подошёл поближе к краю, чтобы войти в вагон первым. Интересно, а что будет, если я шагну прямо перед ним? Я вижу, как я шагаю; поезд, не сбавляя скорости, сбивает меня. Я чувствую сильный удар. Я описываю глазами траекторию полёта моего тела. Я чувствую, как стальные колёса на пару с рельсами перемалывают мои кости. Я слышу, как кричит какая-то женщина. В это время на платформе было немного человек, и никто из них не ожидал такого.
Я моргнул. Передо мной открытые двери вагона. Я вошёл вместе с остальными пассажирами и поехал до своей станции.
* * *
Вы спросите, откуда вообще у меня такие образы? Ну я люблю заниматься самоанализом, но многим моим действиям логического объяснения нет. Подобные вспышки частенько настигали меня в самые неожиданные моменты. Причём я никак не мог понять: какое у них основание? Они всплывали настолько внезапно, что иногда я просто не успевал проследить цепочку их возникновения.
В таких видениях я видел множество различных вариантов своей смерти. Хотел ли я умереть? Определённо, нет. Больше нет… за последние шесть лет.
Поначалу меня это пугало, но со временем я научился видеть эти кадры со стороны и стал относиться к ним с любопытством: меня забавляло, что когда-нибудь (ха-ха!) я смогу сказать, что знал, как умру.
Про Дока, Близнецов и меня говорят, что мы плохая компания. Та самая, в которую родители боятся, что попадут их дети.
Знаете, почему чаще всего в плохие компании попадают дети из неблагополучных семей? Потому что в таких семьях они не чувствуют, что у них есть семья, не чувствуют себя частью единого целого.
Но, вообще-то, такое бывает не только в явно неблагополучных семьях, но и в тех, что кажутся весьма приличными.
В «плохих компаниях» есть один большой плюс, который так притягивает молодёжь, — чувство единства. Ощущение того, что ты не одинок. Уверенность в том, что тебя не бросят, потому что ты часть этой искусственно созданной семьи.
Человек — существо социальное. Никто не хочет быть отщепенцем. Большинство людей нуждаются в ощущении причастности к какой-либо группе. Это может быть что угодно: семья, хоккейная команда, секта. Но чаще — оттого что проще — это «плохая компания».
И больше всего пьянит чувство неуязвимости, которое человек испытывает, когда слышит в трубке небрежное, но заветное: «Ща подскочу».
Когда за тебя впрягаются по первому зову, ты становишься бессмертным. А кто из молодых не хочет быть бессмертным?
Обожаю нашу плохую компанию. Это лучшее, что может быть. Наша четвёрка была основным ядром. Периодически к нам прибивались другие пацаны, иногда даже оставляя неплохие воспоминания, но со временем они откалывались или оставались на расстоянии. «На связи!» — говорили они, прощаясь. Никто не обижался, мы умели не держать людей возле себя. По крайней мере, мне так казалось.
По вечерам я действительно становился бессмертным. Но днём нужно ходить на работу.
Кто вообще придумал, что всем нужно работать? Выходные, безусловно, расслабляют. Если бы не моя сестра, я бы точно не занимался этой фигнёй. Но желание сделать её жизнь лучше намного сильнее, чем нежелание ездить каждый день в офис. Поэтому сегодня я снова офисный планктон.
Не могу сказать, что работа даётся мне с трудом, вовсе нет. Я быстро нахожу контакт с людьми, легко перекладываю ответственность на других, но так же легко и сам справляюсь с поставленными задачами. Если честно, мне вообще всё даётся легко — грех жаловаться.
Иногда мне становится настолько неловко из-за отсутствия сложностей, что я придумываю их сам. Не хочу, чтобы остальные ненавидели меня только за то, что я лучше; не хочу выделяться способностями; не хочу, чтобы это выглядело как хвастовство. Я рос в тех кругах, где не принято было умничать. Да и сам я умников терпеть не могу.
В школе я не напрягался потому, что мне изначально было под силу то, для чего другим нужно было попотеть; в институте — потому, что я умел договариваться и знал, что этот навык важнее тупой зубрёжки; а на работе… Когда Леся перестала мне помогать, пришлось искать работу. И, несмотря на моё огромное нежелание, нашёл я её также легко.
Пожалуй, да, особых проблем работа не доставляет. Просто я не хочу. Не моё это. Отстаньте от меня, я прожигатель жизни.
Мне нравится офисный коллектив, и ответную симпатию я чувствую, и работается легко, но у меня нет стремлений сделать карьеру. Уровень моих амбиций просто ниже плинтуса. Мне плевать на будущее. У меня его нет.
После очередного бесполезно проведённого дня на работе я старался как можно быстрее перевоплотиться в участника своей «плохой компании». Моя любимая часть каждого дня — дорога до Пирса.
К вечеру земля покрывалась ледяной коркой, и звук этой хрустящей под кроссовками поверхности напоминал о скором приближении зимы. Не удивительно: сегодня последний день осени.
С одной стороны, зиму я люблю: рано темнеет и поздно рассветает, а мне нравится, когда темно. При дневном свете я чувствую себя незащищённым, слишком открытым; мне постоянно кажется, что на меня все пялятся. Может, это комплекс какой-то, не знаю, но я не люблю, когда меня видно в мельчайших деталях, я хочу оставаться тёмной и загадочной лошадкой.
С другой стороны, на Пирсе нет отопления, и в холодное время года там делать нечего. Сейчас ещё терпимо, но к середине декабря ударят морозы, и нам придётся на время расходиться. Не сидеть же по подъездам, в самом деле! К тому же они всегда заняты влюблёнными парочками, бомжами и обдолбанной молодёжью — не наш всё-таки уровень.
Зимой как-то спокойнее на душе: нет такой суеты, что бывает летом. Хотя, когда к нам приезжают москвичи, они визжат, что наш темп жизни и без того слишком медленный. Идиоты. Разве медленно жить не означает дольше? Пусть сидят в своей Москве и носятся там как ужаленные, а мы тут живём в кайф. Жалко только, что холодает быстро, хоть и снега ещё нет.
Я развалился в старом полукресле, приволочённом откуда-то Доком специально для меня, перекинув ногу через подлокотник, и наблюдал за Близнецами, которые привычно о чём-то спорили.
Док научил меня не встревать в подобные перепалки, так как считал, что всегда нужно оставаться выше этого. «Если хочешь, чтобы тебя слушали, говори тихо и только когда спрашивают, — объяснял он, — иначе твои слова будут на одном уровне с собачьей брехнёй». Док никогда не участвовал в спорах, он говорил только тогда, когда напрямую обращались к нему. Потому мнение Дока ценилось дороже золота — его слушали, затаив дыхание. Мне хотелось, чтоб меня слушали так же, поэтому я брал с него пример и в этом. Отчасти я смотрел на остальных свысока, но всегда старался не подавать виду.
Сегодняшний вечер похож на тысячи других вечеров, которые мы проводили на Пирсе. Кто-то скажет: «день сурка», но вся прелесть именно в этом. Не хочу ничего менять, всё классно. И почему нельзя просто заморозить время и жить вот так всегда?
— Седой сейчас подскочет, — сказал Док.
— Он что-нибудь намутил? — встрепенулся Матвей.
— Нет, родной, по твоей роже соскучился.
По Пирсу раскатился гогот.
Седой — весьма подозрительный тип. Уж если наша компашка считалась мутной, то мутность Седого просто зашкаливала. Он вообще отбитый наглухо. С такими людьми, как он, даже такие, как мы, неохотно имели дела.
Я долго думал, откуда у него такое прозвище. По правде говоря, никто не знал, какой у него цвет волос; лично я его видел только бритым под ноль. Или в шапке. О, эта дебильная шапка! Непонятно, для чего он нацеплял её. Она не выполняла свою шапочную функцию: не закрывала уши и не защищала от ветра, она лишь слегка обозначалась на макушке. Вдобавок к этой шапке он носил цветную олимпийку для дополнения дебильного образа. Причём образ этот сопровождал его круглогодично. Он вёл себя так, будто думал, что выглядит максимально понтово. Тьфу, придурок.
Когда он вошёл, то сразу бросил свой товар на ближайший столик: издержки профессии. На моей памяти никто никогда не передавал это вот так в руки: один незаметно сбрасывал — мол, не знаю, откуда упало; второй поднимал с земли — ого, вот это находка!
Иногда он приводил с собой не менее мутных ребят, но мы никогда не спрашивали, кто это, и те всегда молчали. Вот и сейчас Седой пришёл не один.
— Знакомьтесь, это Кристина.
Мы уставились на державшую его под руку девушку. Она была одета вульгарно: джинсовая мини-юбка, колготки в сетку и короткий пуховик с огромным меховым капюшоном. «Неужели девчонки не мёрзнут?» — подумал я.
Она жевала жвачку, широко раскрывая рот. Несмотря на презрительно-оценивающий взгляд и дерзкую позу, её пухлое лицо выдавало несовершеннолетие.
— Твоя дама выглядит молодо, — сказал Матвей, подходя к столику, — лет на восемь, — со смехом добавил он.
Мы с Глебом тоже засмеялись.
— Вообще-то, мне шестнадцать, — произнесла Кристина детским голосом.
Смех затих. Матвей, неловко кашлянув, убрал пакетик с травой в карман. Я ногой отодвинул за кресло стоявшую на полу банку с пивом. Мы перевели взгляд на Седого.
— Ты в натуре привёл сюда школьницу? — спросил Док.
— Да чё такого? Любви все возрасты покорны, — промямлил Седой.
— Я знаю другую поговорку, но не буду её озвучивать в присутствии детей.
Мы с девицей переглянулись. Она фыркнула. Я выглядел моложе своих лет, очевидно, она решила, что Док намекает на меня. Я мысленно посмеялся.
— Зай, чё им от меня надо? — пропищала она своему спутнику.
— Да ничего, — ответил тот. — Давайте бабки, и мы погнали, — бросил он в нашу сторону.
По негласным правилам, деньги, в отличие от товара, кидать нельзя. Док протянул ему руку на прощание и передал сложенную купюру через рукопожатие. Этикет как-никак.
Я снова посмотрел на Кристину, разглядывая её наивное лицо, и в мыслях у меня проскочило, что лет через пять моя мелкая сестра может так же стоять в каком-нибудь задрипанном гараже, в таком же потаскушном прикиде, обнимаясь с таким же чуханом. Я сжал зубы и тряхнул головой.
— Да, кстати, — выпалил Седой, — Рамиль назначил мне встречу на завтра. И что-то мне подсказывает, что он придёт не один. Буду вам очень признателен, если уделите мне завтрашний вечерок. Всё-таки мы с вами одну лодку раскачиваем.
Я потёр вспотевшие ладони и посмотрел на Дока. Близнецы молчали.
— Да не ссыте, — улыбнулся наш гость, — просто разрулим некоторые недопонимания.
Про нашу компашку нельзя сказать, что мы друзья, команда или коллектив. Мы скорее стая, а в каждой стае есть вожак. И в нашей стае вожак — Док. Я не знал, какие отношения связывали Дока и Седого, но однозначно что-то бóльшее, чем товарно-денежные.
Седой мне не нравился. Каждый раз, когда он приходил, я автоматически сжимал губы и старался не смотреть в его сторону, как будто его здесь нет. Он был непропорционально худой, с уродливой бритой башкой на тонкой шее, издалека он походил на Голлума из «Властелина колец». От него воняло, и он горбился, как сутулая собака. Из-под тонкой олимпийки торчали позвонки. «Зимой и летом свечу хребетом». Но, когда я смотрел на остальных, я понимал, что, кроме меня, этого никто не замечает. И только спустя время я признал очевидный факт. Я, мать его, ревновал.
Я чувствовал, что Док, державший меня под своим крылом, под вторым держит Седого. И мне не хотелось думать о том, кого из нас он выберет, если придётся выбирать. В том, что в посторонних разборках Док за него заступится, я даже не сомневался.
— Мы придём, — сказал он.
— Замётано.
Когда парочка покинула Пирс, Глеб озвучил то, о чём думали все:
— Видимо, кроме школьниц, на такого чудика больше никто не клюёт.
Матвей захихикал. Док повернулся ко мне:
— Никогда так не делай.
— Хорошо, мам, — усмехнулся я.
Я наклонился за пивом и, пока поднимал банку, незаметно протёр края — вдруг на них осели пыль и микробы. Я не люблю грязь, но мне не хотелось, чтоб пацаны дразнили меня «принцесской». Больше всего я боялся упасть в глазах Дока. Да-да, посмотрите, какой я крутой.
Вообще, мне больше нравится пить из стеклянных бутылок, прямо из горла. Чувствуешь себя как-то на ранг выше, чем когда пьёшь из дешманских жестяных банок.
К тому же бутылку всегда можно использовать в целях самозащиты.
* * *
— У тебя всего несколько секунд, действуй!
Я взял бутылку из-под пива за горлышко и замахнулся, чтобы разбить и сделать «розочку».
Док заржал. Я замер в недоумении.
— А что не так?
— Фильмов пересмотрел? Давай сюда эту штуку, сынок. — Док двумя пальцами выхватил стекло из моих рук. — Забудь эту хрень. Ты же можешь сам порезаться. Тебе это надо?
— Почему тогда в фильмах так часто делают бутылку колюще-режущей?
— Для эффектности, — усмехнулся Док. — Если у тебя под рукой, кроме бутылки, ничего нет, то лучше бей ею соперника по голове: это намного действеннее. Только лучше, чтоб она была пустой.
— Почему?
— Физика, братан! Если в ней есть жидкость, то при ударе она будет давить изнутри с такой же силой, с которой ты бьёшь. Получается, на стекло идёт давление с двух сторон; оно не выдержит и разобьётся раньше, чем ты вырубишь противника. Понятно?
Я медленно кивнул. Док хлопнул меня по плечу.
— Выливаешь содержимое и бьёшь.
Этот совет, как и многие советы Дока, отложился у меня на подкорке. Поэтому, если выпивку покупаю я, она всегда в стеклянных бутылках. На всякий случай.
Когда Док решил стать моей крышей, он не приучал меня к тому, что я всегда буду под его защитой, — он начал учить меня защищаться самому. И приступил к этому сразу после нашей первой совместной драки. Тогда меня отмутузили как домашнего хомячка. Аж вспоминать тошно. Я так не хотел облажаться! Но, к счастью, Док не стал меня подкалывать. А, наоборот, предложил потренироваться. Ради такого предложения стоило потерпеть те позорные минуты.
На протяжении нескольких часов Док объяснял и показывал, как выкручиваться из различных захватов, заламывать руки, не применяя физической силы, учитывая моё телосложение.
Внутри себя я визжал от радости всё это время. Возможно, мне так не хватало этого, потому что мой отец погиб слишком рано и не успел меня научить всему. Думаю, я притянул к себе Дока силой мысли, потому что он часто заменял мне отцовское плечо.
Интересно, научил ли всему этому Дока его отец? Или кто-то другой, авторитетный для него? Мне хотелось думать, что когда-то Док был такой же шкет, как и я: я верил, что с моими исходными данными можно стать таким, как он. Я пытался представить его мелким и щуплым пацаном, которого кто-то учит правильно сжимать кулак и без страха бить в лицо. Но у меня не получалось. Было ощущение, что Док уже таким родился.
Под конец нашей тренировки я обессилел и упал, решив отдышаться. Док тут же поднял меня за шкирку.
— Никогда не падай — тебе ни за что не дадут встать. А если в процессе драки ты лежишь на земле, считай, что ты труп.
После этих слов в моей голове прозвучал знакомый щелчок. «Дзинь. Записано».
* * *
Я вернулся из этих воспоминаний и огляделся вокруг. Матвей закручивал уже второй косяк. Глеб ему что-то рассказывал, прерывая самого себя лошадиным ржачем. Док раскинулся на диванчике, опираясь ногой о лежащий на полу лодочный мотор. Он машинально старался занять собой как можно больше места в пространстве. В его присутствии многие интуитивно сжимались, а те, кто выше ростом, рядом с ним почему-то всегда сутулились. Я поочерёдно вытаскивал из памяти всех пацанов, которые когда-либо общались с Доком при мне, и ни один из них не мог твёрдо и уверенно смотреть ему в глаза. Как же он, чёрт возьми, добился такой репутации?
Док смотрел на дверь, через которую только что вышел Седой со своей подругой, и задумчиво тёр подбородок. Наверное, он тоже погрузился в какие-то воспоминания.
Глава 2. Леся. Понедельник
Леся проснулась, когда Митя уже ушёл на работу. Последние несколько месяцев они почти не виделись. То, что они пару раз пересеклись в выходные, уже за счастье для обоих.
Когда всё достигнутое с большим трудом рушится, никто не хочет в это верить. Когда разваливается семья, никто не хочет становиться отломанным куском. Когда отломанные куски продолжают болтаться в одном стакане, они не хотят в этом себе признаваться.
Леся редко вспоминала прошлое и никогда не думала о настоящем. Она всегда жила в будущем. Она могла долго терпеть самые ужасные условия сейчас, если впереди светилась хоть малейшая надежда на хорошее. А ещё у Леси был феноменальный талант — всегда находить эту надежду.
В разводе самое поганое не то, что годы, потраченные на другого человека, летят в помойку, а то, что все твои планы на совместное будущее катятся к чёртовой матери. К этому Леся однозначно не была готова.
— Откуда я знаю, почему он плачет? — Леся металась по кухне. — Ты бы ещё в час ночи пришёл!
— Я устал как собака, если ты его не успокоишь, я буду спать в машине, — парировал Митя.
— Иди куда хочешь.
Леся ушла в комнату и с грохотом закрыла за собой дверь. Митя молча встал, вышел из квартиры и также громко хлопнул дверью.
Леся сидела на стуле и смотрела на истошно орущего ребёнка. Она подскочила к кровати и стала бить по подушкам вокруг него. Обессиленная, она опустилась на колени, уткнулась лицом в покрывало и зарыдала.
Когда в их семье всё-таки появился ребёнок, Леся оказалась прикована к дому. Её единственным развлечением были ссоры с Митей. Но она их не хотела. Эти уютные стены ограничивали и сводили с ума. Митя уходил из дома ещё до того, как просыпался ребёнок, а приходил, когда Леся, уложив его, уже спала сама. Увидеть его хотя бы спящим было уже неплохо. А уж поговорить — пусть и ссорясь — вообще кайф. Оказывается, как мало нужно человеку для счастья.
Свободного времени у Леси было предостаточно. Оно и было для неё губительным. Периодически Леся задумывалась о том, стоит ли им пытаться сохранить этот брак или проще разойтись и не мучить друг друга. Если рационально смотреть на их отношения, то второй вариант был единственно верным. Но, вопреки здравому смыслу, ни Леся, ни Митя не были готовы расстаться, и ни один из них не мог внятно объяснить почему.
Леся постоянно задавалась вопросом: есть ли смысл во всём этом? Ответ мог дать только Митя, но каждый раз он уходил от разговора или отмахивался неопределёнными фразами. Лесины ночи были бессонными не из-за ребёнка — он просыпался всего пару раз, — истинной причиной её недосыпа был нескончаемый поток мыслей.
В любых отношениях — будь то семья, друзья, коллеги, родственники — итоговые сто процентов результата равномерно распределяются между всеми участниками конкретных отношений. Например, то, какие отношения будут в браке, зависит ровно от двух человек. Соответственно, сколько бы один из них ни вложил сил, как бы ни старался, от него одного будет зависеть только 50 процентов. И всё. Хоть убейся.
Каждый день Леся наблюдала за действиями Мити, даже самыми незначительными, и мысленно разносила галочки по колонкам «любит», «не любит». Возможно, это было по большей части самовнушением, но чаша с положительными галочками всегда перевешивала. Ей казалось, что этими жалкими галочками можно добрать недостающие проценты.
Когда Леся ходила на работу, было намного легче. Находясь в другом месте, где ты окружён людьми, ты переключаешься, и это помогает мозгу разгрузиться. В декрете же у тебя постоянный день сурка, и ты жуёшь, жуёшь, жуёшь навязчивые мысли, пока они не дойдут до пика.
А ещё почему-то никто не говорит о том, что из-за серьёзных изменений в гормональном фоне женщины впадают в депрессию. Или впадают в паранойю. Или разгоняют эмоции до нервного срыва.
Или это всё происходит одновременно.
Иногда Леся смотрела на младенца и не верила, что он настоящий. Чтобы развеять сомнения, она осторожно ощупывала его и поражалась, насколько он крохотный и хрупкий. Его шея казалась игрушечной. «Она такая тоненькая, — думала Леся, — её так легко сломать…»
Так как затворница Леся никуда не выходила, для неё были праздниками те дни, когда кто-то приходил к ней в гости. «Гости» — это громко сказано: редкими посетителями в её доме были лишь мама, которая заглядывала, чтобы проверить состояние здоровья её новоиспечённого внука, и Боря, который приносил с собой запах курева и очередную просьбу занять денег. Иногда к Лесе заходила Марина — она была единственным человеком, с кем сохранилось более-менее близкое общение. Возможно, потому, что они дружили ещё со времён беззаботного детства.
Они вели абсолютно разную жизнь, но при этом им всегда удавалось находить темы для разговоров. Они могли обсуждать что-то часами: новые веяния моды, тупость очередного закона, других людей и самое любимое «а что бы я сделала, будь на его месте». Иногда они вспоминали прошлое: как прятались за гаражами от родителей, как строили планы по незаметному исчезновению из дома, как падали и разбивали себе что-нибудь на спор, как делили линейкой яблоко, потому что оно было одно, а нож в школу не пронести…
Говорят, настоящих друзей можно найти только в детстве, потому что дети не ищут выгоду в общении, их дружба основана лишь на взаимной симпатии. Конечно, это не так. Но у друзей детства, в отличие от тех, кто встречается на жизненном пути, есть одно преимущество — ностальгия.
У многих есть приятные воспоминания из детства. Даже если тогда они казались ужасными, спустя годы вспоминаешь о них с умилением. Воспоминания — это всё, что у нас есть. Из них складывается вся жизнь. Болезнь Альцгеймера страшна не тем, что ты чего-то не помнишь, а тем, что постепенно ты стираешь свою жизнь. Сначала — теряя прошлое, а позже — не воспринимая настоящее. И вот вопрос: есть ли в таком случае будущее? Мы живы, пока о нас помнят, а если мы не помним о себе сами, есть ли смысл продолжать жить?
Несмотря на то, что во взрослой жизни Леся и Марина не имели практически ничего общего, их объединяли именно приятные детские воспоминания. Это была та невидимая нить, которой они были связаны навсегда.
Марина была занятым человеком, поэтому встречи их бывали не часто. Леся готовилась к ним как к защите диплома: собирала и структурировала новости, составляла список тем, на которые хотела подискутировать, старалась подобрать интересные вопросы и заранее готовила на них ответы — ведь столько всего нужно было обсудить за такой короткий срок, а когда будет следующая встреча — неизвестно.
Несмотря на такую тщательную подготовку, их разговоры всё равно обычно скатывались в размусоливание одних и тех же проблем. Они всё-таки насущные!
Неделю назад, без какого-либо злого умысла, Марина посеяла в Лесе зерно сомнения.
— Я тебе говорю, это ненормально. — Марина вдавливала второй подряд окурок в пепельницу. Она никогда не накуривалась одной сигаретой. — Если человек избегает разговоров с тобой, значит, он чего-то боится. Либо ему плевать на твои переживания.
— Ты сейчас как подстрекатель, который разрушает чужие семьи, — пролепетала Леся.
— Дорогая, я просто хочу, чтобы ты была счастлива. А если какой-то Митя позволяет себе обижать тебя, то пусть пеняет на себя. — Марина искренне переживала за подругу.
— Да, может, это не он меня обижает, а я сама обижаюсь на то, что придумала?
— Ты бредишь. — Марина закурила третью. — Хочешь сказать, ты сама обижаешься на то, что он не пойми где шляется по ночам?
— Он работает, — возразила Леся.
— Знаем мы такую работу. Телефон его давно проверяла?
На секунду Леся задумалась. С тех пор как появились смартфоны, стало проще обнаруживать измены, но у Леси не было желания лезть в телефон мужа.
— Я не буду читать его переписки.
— Ну и дура.
Леся окончательно поникла. «А вдруг я действительно дура?» Странно, что ей самой не пришла в голову мысль, что у Мити может появиться любовница.
После того разговора Леся всю неделю выслеживала телефон Мити. Как назло, он везде таскал его с собой. Давно ли этот гаджет прирос к его руке? Раньше он спокойно оставлял его где попало. И как она могла не заметить этих перемен? При мысли об этом её горло свело от разочарования.
* * *
Леся познакомилась с Максом лет сто назад. Ей нравилась его глубокая натура, но человеком он казался странным — иногда чересчур, — поэтому она старалась не копать слишком далеко в его душу, а бывало, даже побаивалась его. Но что поделать: дружба сложилась, а друзей не выбирают. Тем более если эти друзья поддерживают в трудную минуту.
Когда его родители попали в аварию, ему ещё не исполнилось и двадцати. Он нетвёрдо стоял на ногах, был шебутным и неопытным, никак не мог определиться, кем хочет стать, когда вырастет… А вдобавок у него на руках осталась четырёхлетняя сестра.
Леся старалась помочь как могла: сидела с сестрой, когда Макс отлучался, приходила готовить, помогала деньгами. Других родственников у них не было.
Митя всё понимал и был не против, но иногда он заводил разговор о том, что Макс слишком хорошо устроился, пользуясь добротой его жены, и что ему самому неплохо было бы начать крутиться и зарабатывать. Митю раздражало, что по вечерам его жена сидит с сестрой Макса, пока тот непонятно где тусуется.
Леся, в свою очередь, не могла отказать Максу, да и его сестра ей нравилась. Так продолжалось несколько лет, до тех пор, пока у Леси с Митей не появился ребёнок. Тут уже даже при огромном желании разорваться не получалось, и свободных денег стало значительно меньше.
Поначалу Леся просила Марину заменить её, но та была постоянно чем-то занята, причём никогда не говорила, чем именно. Плюс ко всему она не очень хорошо ладила с детьми.
Марина всегда приходила с какими-то новостями. Если новостей было мало, она припоминала какие-нибудь любопытные истории. У неё находилась история на любой случай, а то и не одна.
Когда смотришь на таких людей, как Марина, невольно начинаешь им завидовать — такая интересная у них жизнь. Складывается впечатление, будто понятие «серые будни» к ним вообще не относится.
Сегодня днём Марина снова заходила и рассказывала подруге очередную историю про своего знакомого, но так быстро и хаотично, что Леся совсем потеряла смысловую нить и ушла в свои размышления.
— …Ну и в итоге посадили его. — Марина откинулась на спинку стула.
Леся бездумно перевела на неё взгляд. Та пощёлкала пальцами в воздухе.
— Ты тут вообще?
— Да. Я просто в шоке. — Леся попыталась изобразить участие.
— Вот и мы все офигели. Хотя это было ожидаемо.
Леся не отвечала. Марина уловила её переживание.
— Чего там Митя твой?
Ещё одно положительное качество Марины: она умела сиюминутно переключаться.
— Да блин… — Леся вздохнула и потёрла пальцами невидимые пятна на столе.
— Переписки так и не читала?
Леся медленно помотала головой. Марина фыркнула. Повисла пауза.
— Макс опять звонил. Просил помочь завтра сестре, у него какие-то срочные дела, — проговорила Леся.
Марина изобразила перед собой руками «Х» — «чур не я». Леся улыбнулась.
— Думаю попросить маму посидеть с малышом, пока сбегаю к ним.
Марина медленно вдавливала окурок в пепельницу.
— Ты с ним спишь?
Леся подняла на неё осуждающий взгляд.
— Я просто спросила, — пожала плечами подруга.
— Я вообще-то замужем.
Марина скривилась:
— Ваш брак даже браком не назовёшь.
— Потому что у нас не брак, а семья.
Марина подняла ладони с саркастическим лицом, транслирующим: «Окей, как скажешь».
— Ну хоть ты не неси эту чушь, — попросила Леся.
— Хочешь сказать, Митя тоже что-то говорит по этому поводу?
— Он уже достал своей ревностью. — Леся закатила глаза.
— То есть он шляется по ночам и ещё что-то тявкает в твой адрес? Значит, у самого рыльце в пуху!
— Он работает, — попыталась возразить Леся.
— Да-да-да, — отмахнулась подруга, — а потом после такой «работы» его вторая семья начнёт требовать алименты.
Леся стала тереть стол энергичнее.
— Я не думаю, что он собрался от меня уходить.
— А он и не будет от тебя уходить. — Марина зажгла новую сигарету об тлеющую. — Такую дуру, как ты, ещё поискать надо.
За годы общения с подругой Леся перестала обижаться на её грубоватые высказывания — они и звучали почему-то не грубо, — иногда она даже к ним прислушивалась. Марина казалась ей такой сильной и независимой, что хотелось даже брать с неё пример.
— Лучше бы посоветовала, что делать.
— Ну не знаю, может, вам устроить романтический вечер?
Леся задумалась.
— Неплохая мысль. Вспомнить бы ещё, как это делается, — выдавила она нервный смешок.
— Я промолчу.
Марина ушла до того, как вернулся Митя.
* * *
Сейчас, успокоившись, Леся стала наводить уборку, чтобы занять руки и отвлечься. В коридоре она наткнулась на Митин телефон. Он ушёл на таких эмоциях, что забыл его? Сколько времени прошло с момента его ухода? Час или десять? Вернётся ли он сейчас или будет ночевать в другом месте? Взял ли он ключи от машины или до своего ночлега он сможет дойти пешком? Леся топталась в коридоре, задавая себе эти вопросы. Она останавливалась, кусала губы, выжидающе смотрела на экран, тянула к нему руки. Сердце колотилось так, словно она совершает нечто противозаконное, за что грозит смертная казнь. Её не покидало ощущение, будто за ней осуждающе следит целая толпа людей. А может, она просто не хотела знать правду. «Это глупая затея», — убедила себя она и продолжила убираться с чувством лёгкости.
Когда в дверь поскреблись, Леся затихла. «Показалось, наверное». Не мог же Митя и ключи от квартиры оставить!
За ручку подёргали, и Леся, замерев, покрылась гусиной кожей. «Этого ещё не хватало», — подумала она.
Позвонить Мите не получится, а когда он вернётся — неизвестно. Леся стала прокрадываться к двери, параллельно шаря глазами по коридору в поисках чего-то тяжёлого. Не найдя ничего подходящего, она схватила ложку для обуви и посмотрела в глазок.
— Да чё так долго не открываешь? — Боря ввалился, как только девушка щёлкнула замком.
— Мити дома нет, — оборвала она его.
— Да я знаю, — отмахнулся он, — я к тебе.
Леся закатила глаза и пошла на кухню. Боря скинул ботинки и поплёлся за ней. За столом на детском стульчике сидел ребёнок и хлопал на вошедшего гостя глазами.
— Здарова, племяша, — навис он над ним.
— Не дыши на него перегаром.
Леся отпихнула Борю. Тот плюхнулся на соседний стул, снял шапку и потёр бритую голову.
— Зачем ты так стрижёшься? Скинхедом заделался? — Она села рядом.
— Да это стиль такой, ты ничего не понимаешь.
— Чего хотел? — задала она дежурный вопрос.
— Да блин, — замялся он, — я знаю, что не отдал ещё старый долг, но сейчас прям позарез надо.
— А от меня ты что хочешь? Я вообще не зарабатываю.
— Да знаю, знаю, но блин… Ты же можешь с Митей поговорить, как-то по-женски, уговорить его. Если я опять напрямую попрошу, он мне только подзатыльник пропишет. А к тебе прислушается. — Боря вцепился девушке в руку. — Выручай, а?
Леся цокнула и вырвалась.
— Попробую, — смягчилась она.
— Спасибо, спасибо, реально выручишь, — затараторил он.
— Ну ладно уж. Чай будешь?
— Да не, меня там девушка ждёт.
— Неужели? Я думала, ты не по девушкам, — хихикнула Леся.
Боря скривил лицо в упрёке.
— А чего не знакомишь-то?
— Да потом как-нибудь, — отмахнулся он.
Когда дверь за ним закрылась, стало подозрительно тихо.
— Ну что, пойдём баиньки без папы? — сказала Леся, беря на руки сына. Тот закряхтел.
Леся уложила его в кроватку, обложила подушками и, когда он уснул, поплелась в ванную.
За шумом воды она расслышала детский плач. Выключив воду, прислушалась. Тишина. Пришлось снова по миллиметрам настраивать этот дурацкий смеситель. Как только температура воды отрегулировалась — снова плач. Выключила — тишина.
— Да что ж такое! — возмутилась она.
Стукнув по смесителю в третий раз, Леся открыла дверь и высунула голову. Послышалось шарканье. Она обмоталась полотенцем как попало и зашла в кухню: никого. Тогда она затянула полотенце потуже и подкралась к комнате.
Прежде чем переступить порог, она наклонилась и заглянула под кровать: пусто. Значит, нужно подойти к шкафу, что стоит у окна. Леся мягко ступала босыми ногами, оставляя мокрые следы. В руках она сжимала кухонный нож. На всякий случай она взяла самый здоровенный, но, пока продвигалась вдоль стены, поняла, что совершила ошибку: в неумелых руках нож сыграет против неё. «Лучше б я взяла сковородку!» — мысленно сокрушалась она.
Поравнявшись с детской кроваткой, Леся отклонилась в сторону, чтобы малыш не выдал её присутствие. Замерев, она вглядывалась в еле заметное шевеление штор. От ветра они шевелятся по-другому…
За её спиной раздался поворот ключа в замке. Увидев полуголую жену, нависшую с ножом над ребёнком, Митя выронил ключи из рук.
— Что происходит? — произнёс он.
Мокрое полотенце предательски шлёпнулось на пол.
Когда он захлопнул входную дверь, от сквозняка штора подскочила и плавно опустилась на прежнее место. За ней никого не было.
Леся на минуту зависла, подняла полотенце и, закинув его на плечо, прошагала обратно в ванную. В дальнейшем эта сцена не обсуждалась.
В тот вечер вообще ничего не обсуждалось. Так сложно о чём-то говорить, когда между вами слишком много недосказанного. Не знаешь, с чего начать. Не знаешь — надо ли…
Пока Митя был в душе, Леся написала СМС Максу и позвонила маме.
Глава 3. Марина. Понедельник
Попрощавшись с Лесей, Марина зашла в знакомый салон красоты.
— Приветик, девчонки, я не с пустыми руками! — потрясла она сумкой.
Две девушки в чёрных футболках с одинаковыми надписями бросили на неё взгляд и замялись.
— Привет, Марина…
— Мы как раз тебя ждали.
— Чего такие кислые?
— Эм…
— Ну…
— Вы меня пугаете.
Марина поставила сумку на стойку перед ними. Одна из девушек её медленно отодвинула.
— Слушай, есть разговор. Вчера приходила одна клиентка, которая купила у нас твой крем…
— Она возмущалась, что он просрочен. У неё всё лицо было красное.
— Этого не может быть. Я всё беру у надёжного, проверенного человека.
— Мы-то тебе верим. Но Альбертовна не хочет рисковать.
— Да, она велела нам больше ничего у тебя не покупать.
— Но подождите…
— Марин, мы сами не в восторге. Я тоже пользовалась твоими кремами, и мне они очень нравились.
— Ты давно с нами работаешь, но мы здесь просто пешки. Поэтому извини, но… — Она сдвинула сумку на самый край стойки.
Марина постучала пальцами по столу.
— Ладно, — улыбнулась она уже в дверях, — увидимся.
На пороге обшарпанной квартиры её жизнерадостная улыбка вмиг улетучилась. С кухни раздался неприятный старушечий голос:
— Марина, это ты?
— Ну а кто ещё? — огрызнулась девушка.
— Не дерзи мне!
Марина закатила глаза и прошла внутрь. Комната, как и вся квартира, напоминала свалку. На полу валялись пустые бутылки, упаковки из-под каких-то продуктов, окурки и всякий мелкий мусор.
Вдоль стен стояли коробки с косметикой. Марина опустилась перед ними и стала разглядывать каждую баночку, держа в голове, что сегодня тридцатое ноября. Все сроки в норме.
Марина стряхнула пепел с кушетки, легла на неё, закурила и стала разглядывать потолок. Краска с него давно обвалилась, углы по обе стороны от окна покрылись плесенью. В дверях заскрипел голос:
— Чего разлеглась?
— Что тебе от меня надо?
— Где мои вещи?
— Я относила их стирать. Завтра принесу.
— Куда ты дела мои вещи, дрянь?!
— Я сказала, что относила их стирать, они уже воняли!
— Врёшь!
— На новую стиралку сейчас нет денег, я стираю вещи у Антона.
— Врёшь, врёшь! Ты их украла! — визжала старуха.
— На кой мне сдались твои вонючие панталоны?!
— Как ты со мной разговариваешь! Я тебя вырастила!
— А я тебя содержу!
— Как свинью в загоне. — Бабка перевернула стоявшую на комоде тарелку с остатками какой-то трёхдневной еды. Ошмётки разлетелись по полу.
Марина подскочила:
— Будешь себя так вести, я тебя в дом престарелых сдам!
— Это моя квартира!
— Без меня ты тут всё равно подохнешь!
— Мерзавка! — Старуха топнула ногой и вышла, захлопнув дверь.
Для Марины такие диалоги были обыденными. Она никогда не могла понять, почему Ба вечно злится и как будто ненавидит её. Но, надо отдать ей должное, она действительно в одиночку смогла поставить на ноги внучку. За это Марина благодарна ей.
Атмосфера в квартире была удручающей, поэтому Марина старалась уходить куда угодно, только чтобы не находиться здесь. Друзья любили её за то, что она всегда была в центре любых событий. Для неё не было ничего невозможного: она знала обо всём и умела всё по чуть-чуть. Но никто не догадывался, что её неуёмная тяга к деятельности была лишь способом отвлечься от бесконечного чувства подавленности, которое преследовало её на протяжении всей жизни. Несколько часов она пролежала в оглушающей тишине.
Те дни, когда не было вариантов куда-нибудь выбраться, Марина проводила одинаково: сутками напролёт она просто лежала, не вставая. Она испытывала чувство голода, но не могла есть. Поэтому старалась больше спать. Проснувшись, она лежала несколько часов и снова засыпала. Она не выходила из комнаты, не разговаривала с Ба, не смотрела на часы. Сон для неё был своего рода наркотиком — самый доступный способ уйти от реальности. Странная вещь: она так много спала, но никак не могла выспаться. С каждым разом она просыпалась более уставшей, а потому ещё быстрее засыпала. Однажды она подумала: «Возможно ли просто уснуть и больше никогда не проснуться?»
Марину все знали как позитивного и полного энергии человека. Она часто меняла место работы и род деятельности, потому что никак не могла усидеть на одном месте. Её не смущало отсутствие постоянства, потому что она прекрасно приспосабливалась к любым условиям. Она всегда считала, что движение — это и есть сама жизнь. В течение дня она крутилась как юла, переходя от одного дела к другому или же выполняя несколько дел одновременно. Домой она приходила поздним вечером, выжатая до последней капли, и падала на кушетку без сознания, не замечая полуразрушенного жилища вокруг себя.
Если ты засыпаешь ночью, ты просыпаешься уже в другом дне. Иногда, по стечению обстоятельств, можно проснуться в другом месте. Почему бы однажды не проснуться другим человеком?
Иногда Марина жалела, что у неё нет чёткого графика работы: хоть какая-то стабильность. Но при этом понимала, что стабильность и свобода не могут существовать вместе. И она всегда выбирала второе. Пусть даже это периодическое безделье приводило к унынию.
Бывало, Марина просто лежала в комнате на грязном холодном полу и молилась, чтобы этот чёртов потолок обрушился. Потрескавшиеся стены и развалившаяся мебель нагоняли тоску. Вся квартира была пропитана дряхлостью.
Марина стыдилась этой стороны своей жизни, поэтому никогда никого не приглашала к себе в дом. Единственным человеком, кого она могла впустить в свою развалюху, был Илья. Он знал её с самого детства и всегда питал её светлой жизненной энергией. Он был нужен ей, чтобы не дать ей полностью уйти в себя.
— У вас входная дверь открыта, это нормально? — Илья зашёл сразу в комнату к Марине.
— Если там грабители, передай им, что тут брать нечего. А если убийцы, скажи, что я здесь одна и безоружна.
— Сегодня выходной? — Илья присел на край кушетки. Та заскрипела.
— Типа того.
— Тебе нельзя здесь находиться, ты впадаешь в депрессию.
— Так заметно? — усмехнулась Марина.
Илья укоризненно молчал.
— Ладно-ладно. У меня ещё есть пара дел в этой части города. Потом поеду к Антону.
— Здесь ужасно накурено, — сказал Илья, подойдя к окну. — Хочешь или нет, но я проветрю.
— Имеешь право.
— Мне не нравится, когда ты хандришь. Когда ты ела последний раз?
Марина молчала.
— Ты занимаешься самоубийством. Просто медленным. Ты вообще любишь себя?
Наводящие вопросы заставили её посмотреть на свои руки. Как-то так получалось, что они всегда были расцарапаны. На ногах постоянно красовались синяки, но причины их возникновения редко удавалось отследить: они частенько проявлялись с большим опозданием. Марина с каким-то странным удовольствием разглядывала эти микротравмы. И чем ярче они были, тем приятнее ей было на них смотреть. Можно ли это считать подсознательным стремлением к саморазрушению?
Илья поймал её взгляд.
— Откуда у тебя эти царапины? — спросил он.
Марина пожала плечами.
— Понятия не имею.
Складывалось такое впечатление, будто состояние апатии ей нравилось. В моменты такой прострации в её голове не было вообще никаких мыслей, поэтому засыпалось легко.
Ещё одним плюсом для неё было то, что в такие периоды она ничего не ела. Когда-то давно Марина была пухловатой, и друзья в шутку подарили ей весы. Сейчас они были очень кстати. Когда она вставала на них и видела, что вес стал меньше — пусть и на сто грамм, — на секунду испытывала чувство эйфории. За последние три недели девушка похудела на восемь килограммов — такое не снилось людям даже на самых жёстких диетах. Из этого она сделала вывод, что единственная по-настоящему действенная диета — перестать жрать. Всё остальное — отговорки для слабохарактерных людей. Как говорится, в Освенциме толстых не было. Правда, там не было и здоровых, но это уже другая история.
Марина не страдала анорексией или каким-то физическим отвращением к пище. Она, как и все, испытывала чувство голода, но в какой-то момент ей начало нравиться голодать. Ей нравилось таким способом себя мучить.
— Какие у тебя планы на пятницу? — спросил Илья.
— Дожить до неё, — отрезала Марина.
— Бесишь. — Илья закатил глаза. — Погнали в клуб. Реклама нигде не даёт проходу.
— Ага, видела.
— Ну?
— Гну! Диана-то ревновать не будет?
Илья картинно цокнул.
— Компанией. Антона возьми. Познакомимся заодно.
— А, ну можно.
— Вот и отлично.
Уходя, Илья забрал с собой ободряющий свет. В квартире снова стало мрачно.
Марина знала Илью слишком давно. Ей импонировала его жизненная позиция: он всегда был уверен в себе, про таких говорят: «твёрдо стоит на ногах». Он имел чёткое желание зарабатывать деньги и работал как вол. Он не ввязывался ни в какие «мутные» истории, никогда не распылялся на ненужные интрижки.
Когда он женился в первый раз, Марина была уверена, что это не опрометчивое решение; когда у него родился ребёнок, она была даже рада за него; когда он развёлся, для неё это было как гром среди ясного неба. Неужели она настолько не замечала, что у него происходит? Или это он так безупречно всё скрывает? С его лица практически не сходит обезоруживающая улыбка. И что можно не поделить с человеком, который вот так улыбается?
Когда Илья женился во второй раз, Марина решила, что вообще ничего не понимает в людях. У них были близкие отношения, но не настолько, чтоб расспрашивать друг друга о личном.
Невооружённым глазом было заметно, что Марина ревновала. Ей было обидно, что их многолетняя дружба не переросла во что-то большее, а тут вдруг появилась какая-то Диана, и Илья запал на неё как щенок. Приворожила она его, что ли?
В детстве Марина от безделья начала интересоваться всякими магическими ритуалами, и тогда бабушка рассказала ей, что одна из её деревенских родственниц делала настоящий приворот. О подробностях его она умолчала, но сказала, что это действительно сработало. Однако спустя пару лет их семью настигла череда внезапных и странных смертей. Сама эта родственница серьёзно заболела — покрылась какими-то кровоточащими язвами по всему телу — и в страшных мучениях через полгода умерла.
Тогда маленькую Марину эта история так потрясла, что она решила никогда больше не связываться с этими штуками. Но если бы ей просто сказали «нельзя», то она занималась бы этим назло.
Когда Марина подросла, она использовала своё стремление противоречить, чтобы замотивировать себя: запрещала себе что-то делать, и тут же для этого появлялись силы и желание. Порой это происходило так часто, что противостоять самой себе было уже невозможно. Она не знала, зачем изматывает себя, но всё равно продолжала это делать.
Последние несколько месяцев общение с Антоном давало ей глоток свежего воздуха. Чтобы лишний раз не мозолить глаза своей старушенции и отвлечься от самоистязания, Марина частенько оставалась ночевать у него.
Антон был человеком интеллигентным, участливым и всегда поддерживал Марину, давая ей дельные советы: куда пойти, что сделать, кому и что сказать. Она же была в восторге от того, что в её жизни появился человек, который может что-то решить за неё. И его даже не надо об этом просить.
Когда он замечал, что Марина пытается завалить себя делами, он тормозил её, предлагал забить на всё и жить спокойно.
— Зачем тебе эта суета? Я могу тебе дать всё, — говорил он.
— Я приму твоё предложение к сведению, но я работаю с шестнадцати лет и пока не готова стать домохозяйкой, — отвечала Марина.
Антон не настаивал. И Марине это нравилось. «Неужели существуют такие потрясающие мужчины? И неужели один из них — мой?» — думала она.
Контраст между квартирами Марины и Антона был поразительный. Когда заходишь в его дом, ощущение будто попадаешь на светский приём. Разве что симфонии Моцарта фоном не хватает. Даже как-то неловко перебивать местный ванильный аромат своей дешёвой туалетной водой.
— Я, конечно, не имею ничего против, Мариш, но что там за сумки с одеждой?
— У нас сломалась стиралка. Я приносила постирать. Извини, что не предупредила, завтра всё увезу.
— А чего раньше не сказала? Судя по количеству сумок, сломалась она давно. Давай так сделаем: я закажу завтра новую к вам домой и попрошу доставщика заодно и вещи захватить, чтоб тебе не таскать.
Марина так и замерла, не сняв куртку.
— Давай, — промямлила она.
— Отлично! Мой руки, в духовке кое-что сладенькое для тебя.
— Надеюсь, это скрасит сегодняшний неудачный день.
— Неудачные дни как раз по моей части!
Антон усадил Марину за стол, поставил перед ней горячие кексы, какао и включил джаз. Он помял ей плечи, шею, распустил волосы и запустил в них пальцы. Марина закрыла глаза и обмякла.
— Хочешь пойти спать пораньше?
— Где ты научился читать мысли?
Марина любила ритуалы. Перед сном она всегда выходила на балкон покурить.
— Ты же знаешь, что это вредно?
— Догадываюсь.
— Мне кажется, ты слишком много куришь, не думала бросить?
— Когда-нибудь обязательно, — сказала она, щёлкая зажигалкой.
— Подумай об этом. Я всё-таки о тебе забочусь. — Антон вытащил из рук девушки зажигалку и убрал в карман. — С доставкой я договорился, деньги оставлю в прихожей на полке, — бросил он, уходя.
Марина замерла с незажжённой сигаретой в руке и похлопала ему глазами на прощание.
В спальне на её стороне кровати она обнаружила шёлковый комплект для сна.
— Что это?
— Я подумал, тебе надоело спать в чём попало. Купил пижамку, чтобы тебе было комфортно оставаться у меня в любой момент.
Марина взяла в руки майку и шортики и приложила их к щекам. До чего же приятный материал! Пижама села идеально.
— Спасибо, — сказала она и бросилась обниматься.
Антон прижал её к себе и поцеловал в макушку. Он как будто создавал невидимую оберегающую капсулу для неё. Он окружал её заботой, и она чувствовала себя защищённой в его крепких объятиях. Ей хотелось, чтобы так было всегда.
Вопрос: почему животные иногда умнее людей?
Ответ: даже самый одинокий и зашуганный кролик не желает обниматься с удавом.
* * *
Марина бралась за любые дела. Даже если они были не прибыльные, а просто интересные. Часто они раскидывались по разным частям города. Благо из одного конца в другой можно доехать за час. Хотя для экономии времени ей частенько приходилось ездить на такси. Выглядит как барская замашка, но нет, это выходило не так дорого.
Однажды она ехала по улице Героев Хасана, отмечая мелькающие в окне здания. Когда такси остановилось на светофоре, она стала разглядывать студентов, толпящихся на площадке перед инженерным корпусом. Когда-то и она стояла в этой толпе.
Марина вспомнила свои ощущения, когда впервые приехала сюда подавать документы для поступления. Эта территория просто огромная! Корпуса факультетов раскиданы друг от друга на километры. Сами здания с их бесконечными лестницами приводили в ужас. Громадный спортивный манеж, множество общежитий, вмещающих в себя десятки тысяч людей. А эта бескрайняя зелёная Липовая Гора…
Нужно было держаться в толпе, чтобы не заблудиться между лекциями.
Всё это так пугало ту несмышлёную девчушку.
Но вот десять лет спустя Марина увидела в окне такси совершенно другую картину.
Обшарпанные корпуса стоят друг к другу чуть ли не впритык. Ни один не выше трёх с половиной этажей. Маленькая двухэтажная развалина с отколотой краской и футбольным полем самого детского размера. Несколько полуразрушенных домиков с плесенью в трещинах и деревянными оконными рамами, из которых торчали головы молодых людей с сигаретами в зубах. А эта рощица из единичных сухих деревцев и парочки облетевших кустиков… Жалкое зрелище.
Марина наблюдала за студентами, пытаясь предположить, что ждёт их дальше.
Навскидку их было человек двадцать — двадцать пять. Марина сразу определила: вот массовики-затейники, вот любимчик публики, а вот серые мышки, парочка, тусовщики. Этот неуклюжий, но добрый; этот резкий, но честный; этот тихий, но подлый…
Неподалёку от основной смеющейся толпы стояла кучка поменьше: три девчонки и два парня. Они держали в руках раскрытые тетради и перекидывались короткими фразами. Наверняка готовятся к зимней сессии заранее.
Во всех этих одногруппниках Марина узнала своих. Как будто в одном месте воспроизводится одна и та же история, только персонажи меняются, но при этом сохраняется основной сюжет.
Она улыбнулась, и ей вспомнился Витя Кротов. Все преподаватели его просто обожали. Он поражал своей памятью, скоростью восприятия, чувством юмора. Он закончил ПГАТУ с красным дипломом, а это удавалось немногим.
После окончания вуза он пропал из поля зрения, но на каждой встрече его вспоминали добрым словом и обменивались догадками, в каком городе он открыл свой бизнес, в каких странах держит валютные счета, какого цвета покупает очередную яхту, параллельно достраивая ещё один этаж в своём пентхаусе. По факту же — никто ничего не знал.
Все разговоры о нём закончились, когда стало известно, что спустя несколько месяцев после выпуска он повесился. Ни у кого не нашлось слов. Все молчали и пытались вспомнить, были ли какие-то тревожные звоночки в его поведении. Никто ничего не вспомнил.
Марина долгое время прокручивала в голове свои последние разговоры с Витей. Бывает, в разговоре с кем-то возникает странное чувство, будто что-то не так. Ты улавливаешь его интуитивно, а потом анализируешь сознательно и отбрасываешь. «Да не, — думаешь, — показалось».
Иногда у Марины проскальзывали мысли, что Антон слегка перегибает палку и бывает резковат. Но спустя время она совершает всё ту же ошибку, которая влечёт за собой непоправимые последствия. «Да не, — убеждает себя она, — показалось».
Когда говоришь себе такую фразу в первый раз, с этой секунды начинается обратный отсчёт.
Как-то раз она решила проявить хозяйственность в его квартире и разложить раскиданные вещи на полки в шкафу. Марина далека от педантичности, в отличие от Антона, поэтому особо не заморачивалась насчёт того, как правильно складывать кофты и штаны.
Антону это не понравилось.
— Марин, что ты делаешь? Сложи так же, как до этого я сложил другие вещи.
— Ну ты сложил так, а я — по-другому. Какая разница?
— В чём проблема сложить всё одинаково?
— В чём проблема поблагодарить за помощь вместо того, чтобы докапываться на ровном месте? Я тебе одолжение делаю.
— Ты меня не слышишь? — его голос звучал раздражённо.
Марина проигнорировала его слова и продолжила наводить порядок по-своему.
Антон одним движением скинул все вещи с полок. Марина уставилась на кучу разбросанной одежды.
— И на фига ты это сделал?
Антон смотрел ей прямо в глаза и произнёс тоном, который не терпит возражений:
— Подняла и сложила всё нормально.
Марина посмотрела на пустые полки, снова перевела взгляд на вещевую кучу и подумала: «И правда, бардак какой-то». Взяв в руки свитер, который лежал сверху, она попросила:
— Покажи, как надо складывать.
* * *
Надев свой новый комплект для сна, Марина разглядывала себя в зеркале ванной комнаты. Ей нравилось, как он на ней сидит. Но в своей квартире она бы выглядела в нём нелепо. С этим комплектом можно начинать пускать тут корни. И Марина уснула, думая, что это было её решение.
Глава 4. Илья. Понедельник
Вернувшись в свою квартиру с угнетающим жёлтым освещением, Илья сел на расстеленную кровать в уличной одежде и, кажется, в тысячный раз пытался дозвониться до Дианы. Он сминал и расправлял свисающую с края простыню. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Его руки тряслись от злости.
Днём Илья работал в той же конторе, что и Макс. Они занимали равные по статусу должности, разница была лишь в том, что Макс скорее механически исполнял свои обязанности, Илья же проявлял инициативу и часто тащил всё на себе. Начальству такой сотрудник нравился. Он был интеллигентным, с отменным чувством юмора и прекрасно ладил со всеми коллегами, из-за чего коллектив, недолго думая, присвоил ему звание «Душа компании».
Однако, работая только на одной работе, Илья никак не мог вылезти из долговой ямы. Когда он переехал, то дал себе слово, что будет ежемесячно высылать своим пожилым родителям определённую сумму, даже если ему самому нечего будет есть и даже если эти деньги придётся занимать. Он знал, как тяжело им живётся на пенсии, пусть даже они и скрывают это. «Мам, пап, у меня всё отлично, ни в чём себе не отказывайте». Поэтому он устроился на вторую работу, барменом в клуб, подальше от первой работы.
Сегодня ему удалось уйти из офиса пораньше. По дороге домой его охватила тревога. Он не надеялся застать Диану дома — он чувствовал, что её снова нет. Зайдя в квартиру, он обнаружил лишь оглушающую тишину. Его зубы сжались. У него было всего полчаса до того, как выдвигаться в сторону клуба. Всё это время он пытался дозвониться до девушки. Безуспешно.
Когда ты работаешь барменом, твой доход во многом зависит от чаевых. А размер чаевых напрямую связан с тем, насколько ты умеешь располагать к себе посетителей. По дороге от дома к клубу Илья умело настраивал себя на нужный лад: за последние полгода он научился делать это почти профессионально. За барную стойку он вставал с очаровательной улыбкой. При этом каждую минуту косился на экран своего телефона и стискивал зубы.
— Эй, братан, подлей ещё, — пробормотал мужчина, сидящий напротив.
Илья улыбнулся, кивнул и полез на полку за джином. Он старался особо не болтать с клиентами: по большей части они не хотят слушать, они хотят быть выслушанными.
— Эта истеричка — ну ты понял, — мужчина махнул рукой через плечо, — в могилу меня све…
Илья сузил глаза и кивнул, делая вид, что желает подробностей. Не глядя на руки, он привычными движениями делал слоистый коктейль для другого посетителя.
— Я уже не зна… чё мне с ней дела… — мужчина с трудом выговаривал слова.
Сделав глоток, свободной рукой он начал с силой тереть лицо. Илья воспользовался моментом и отскочил на другой конец барной стойки: передать готовые коктейли и принять новые заказы. Через секунду он снова стоял напротив «постоянника».
— Короче, ну её в жо… — Мужчина неуклюже сполз со стула и шлёпнул на стойку две сотни. — На вот, бахни там за меня стопоч… Будь здо…
Уходя, он помахал кому-то на танцполе. Илья проводил его снисходительной ухмылкой. Быть барменом — значит подрабатывать психологом. А хорошему психологу не обязательно что-то говорить. Главное — внимательно слушать.
* * *
Чуть больше двух лет назад Илья познакомился с Дианой. Спустя несколько дней они стали жить вместе. Они настолько сблизились, что, казалось, знали друг друга всю жизнь. Думаю, эта история знакома всем: слишком банальна. Спустя полгода они поженились. За это время в их квартире успели появиться три подобранных котёнка.
Их жизнь текла своим чередом, но иногда идиллия прерывается в один момент.
— Тебе нравится наша семья?
— Конечно. — Диана бултыхала ногой, свесив её за пределы ванны.
Илья сидел сзади неё и гладил по плечам.
— А тебе не кажется, что она слишком маленькая?
Диана вытянула лицо и закатила глаза.
— У нас и так всё отлично, зачем что-то менять?
— Ты не понимаешь, о чём говоришь. — Илья положил руку ей на колено.
— Так, значит, я дура?
Диана скинула его руку и выскочила из воды. Пока она тянулась за полотенцем, на пол с неё стекала пена.
— Нет, просто ещё молодая, — примирительно затараторил Илья.
— Когда мы познакомились, это было плюсом. А теперь хочешь превратить меня в бывшую?
— Слушай, дети — это классно. Может, стоит попробовать?
— Мы уже пробовали, — обрубила она.
Илья смотрел на образовавшиеся от резкого движения волны.
— Может, надо было его оставить?
— Тогда, может, тебе надо было остаться с семьёй? — съязвила девушка.
Эта сука знала, куда бить.
* * *
Илья помнит эту сцену как вчера, а всё потому, что первые полгода она снилась ему каждую ночь. Он постоянно прокручивал её в голове и пытался анализировать, правильный ли выбор он сделал.
Вечный вопрос, который не давал ему покоя: а что было бы, останься он там?
Когда об этом выборе узнали его родители, они не высказали ни одобрения, ни осуждения — они заняли нейтральную позицию. «Это твоя жизнь, сынок. Но если не хочешь сойти с ума, будь занят. Это лучшее лекарство от всего».
Они знали, какие тяжёлые отношения были у него с бывшей женой, и также знали, что с ней он не будет счастлив. Но для их поколения ребёнок — весомый аргумент для сохранения даже такой никудышной семьи.
— Слушай сюда! — Молодая женщина с собранными в неряшливый хвост русыми волосами стояла посреди улицы с младенцем на руках. — Если ты сейчас уедешь с этой малолеткой, ребёнка больше не увидишь!
— Что за цирк ты устроила? Мы с тобой уже разведены. — Илья был растерян.
— Какая разница?! Либо мы семья и ты остаёшься с нами, либо катись к чёрту! — завопила она.
Диана видела, как Илья смотрит на сына. Она чувствовала, что он в замешательстве. Она не стала ждать этого унизительного момента, когда выбирают не её. Она развернулась — не резко, не обиженно, а смиренно — и побрела к машине.
Диана рывком завела двигатель, чтобы убраться отсюда поскорее, и, когда она уже нажимала на газ, дверь с пассажирской стороны открылась.
Илья сел в кресло и стал пристёгиваться чересчур медленно, чтобы успокоить дыхание, которое выдавало, что секунду назад он бежал.
Они смотрели друг другу в глаза и молчали. Диана не знала, что сказать, поэтому молчание нарушил Илья:
— Ну мы домой-то едем?
«Просто будь занят, сынок. А жизнь расставит всё по своим местам».
* * *
А два года спустя Илья смотрел на девушку, ради которой когда-то оставил сына, и дрожал от желания её задушить.
— Чёрт возьми, ты даже не поставила меня в известность!
— Чего? — Лицо Дианы выражало насмешку.
— Ты слышала.
— Не нуди, моё тело — моё дело. — Для наглядности она продемонстрировала своё обнажённое тело.
Илья швырнул в неё полотенце. Диана вспыхнула и стала хлестать им мужа. Он схватился за другой конец и попытался его выдернуть. Тогда она кинулась на него «без оружия». Впилась пальцами в его руку. Илья вырвался и отпихнул её. На коже от её ногтей остались кровавые следы. Он кинул взгляд на часы и молча вышел. Продолжать конфликт он не стал, потому что через час ему нужно было стоять за барной стойкой.
С очаровательной улыбкой.
И в рубашке с длинным рукавом.
* * *
У Дианы не было постоянной работы, она без конца находилась в поисках себя. «Я не буду работать на дядю» — её жизненный девиз.
В их доме часто появлялись странные люди — такие же отщепенцы, как и сама Диана, со временем Илья перестал обращать на них внимание. Но позже действия Дианы всё больше стали отдавать чрезвычайной эксцентричностью. Она всегда была неординарной личностью, со специфическими вкусами и необычными высказываниями, но иногда Илья впадал в ступор от её выходок. Однажды она поставила его перед фактом, что продала свою машину.
— Она мне не нужна, — пожимала плечами девушка в ответ на недоуменный взгляд мужа.
В последнее время она вела себя рассеянно: забывала убрать продукты в холодильник, оставляла входную дверь открытой, клала вещи на не свойственные им места. Слишком странно. Даже для неё.
Как-то раз Илья пришёл домой и обнаружил, что дверь снова не заперта. На всю квартиру играла музыка. Диана лежала на кровати, закинув ноги на стену.
— Ты почему дверь не закрываешь?
— Я же под охраной. — Она махнула рукой в сторону.
Илья посмотрел на трёх разноцветных котов: Белый и Рыжий тщательно вылизывались, Чёрный мирно спал. Илья вернул взгляд на Диану.
Она захлопала глазками:
— Что? Рыжий вообще дикий, может глаза выцарапать.
Илья опустил голову: Рыжий подошёл, чтобы потереться о его ноги. Кот помурлыкал, лёг на спину и стал перебирать лапками в воздухе. Илья поднял глаза на жену.
— Он просто притворяется, чтобы усыпить твою бдительность, — затараторила она.
— У нас в доме много ценных вещей. Я не хочу однажды вернуться в пустую квартиру.
— Ладно, ладно. — Диана опустила ноги и села, выпрямив спину. — Буду закрывать дверь в твою сокровищницу.
Подобные обещания были пустым звуком. Она раскидывалась ими, но никогда не сдерживала.
Илья начал подозревать неладное, когда она, приходя домой, стала запихивать свою сумку в глубину шкафа, хотя раньше оставляла её где ни попадя.
В один из таких дней терпение Ильи лопнуло, и, пока Диана была в ванной, он решил вытащить её сумку и проверить карманы. Его пробил холодный пот, когда он наткнулся на полиэтиленовый пакетик с серо-белым порошком и маленькой пластиковой трубочкой.
— Это что? — Илья посмотрел Диане в глаза. Её зрачки были расширены.
— Какого чёрта ты шаришь по моим карманам?!
Она выхватила пакетик из его рук и направилась в сторону комнаты.
— Ты в своём уме? — Илья был в такой растерянности, что не мог найти слов.
Диана ничего не ответила.
Илья попытался её остановить, схватив за руку. Та её выдернула.
— Теперь ещё будешь руки распускать? — озлобилась она.
— Не хочешь ничего объяснить?
— С какой стати?
Илья понял, что конструктивного диалога не получится. В тот день он поехал на работу в полном смятении и с чувством, что их беззаботная жизнь дала трещину. За барной стойкой он стоял с очаровательной улыбкой. Как всегда.
— Да ты вообще ничего в этом не понимаешь!
— Ага, зато ты у нас самая умная!
Две женщины сидели в барной зоне на таком расстоянии, что Илья поневоле их слышал. Обеим было за сорок.
— Она у тебя, когда вырастет, пойдёт по рукам!
— А ты, смотрю, по себе судишь?
Илья напрягся. Он не любил женские ссоры. Сейчас он вынужден быть начеку, потому что главное в таких спорах — вовремя их остановить, чтобы не дошло до драки. В подобных заведениях есть одно правило. Если в драке участвуют мужчины, их просто выгоняют вышибалы. Но если дерутся женщины, их выгоняют и вносят в чёрный список. Больше их пускать нельзя.
Вероятно, это связано с тем, что мужчины после драки могут спокойно пить на брудершафт, а женщины с большой вероятностью подерутся снова. Приличным заведениям подобные стычки не нужны.
— Ты думай, что несёшь, — подскочила одна из женщин.
Обе были нетрезвы, атмосфера между ними накалилась до предела. Илья тут же оказался возле них.
— Дамы, дамы! — произнёс он, одаряя их своей фирменной улыбкой. — Я вижу, у вас тут горячо. Могу я предложить вам прохладительные напитки за счёт заведения?
В руках у него была бутылка апероля и ведёрко со льдом. За счёт заведения, как правило, означает за счёт бармена. Но два коктейля — это малая цена за то, чтобы предотвратить серьёзный инцидент в его смену.
Женщины согласно закивали. Переведя всё своё внимание на молодого симпатичного бармена, они стали улыбаться и ворковать. Волосы одной из женщин были выкрашены в иссиня-чёрный цвет. И за счёт этого — на фоне второй — она выглядела старше. «Неужели они сами не замечают, что такой чёрный цвет ужасно старит?» — подумал Илья.
— Спасибо тебе… — она потянулась к его бейджу и прочитала: — …Илья.
Он снова улыбнулся и кивнул.
— Илюша, составьте нам компанию. — Вторая женщина перегнулась через барную стойку, чтобы перекричать музыку.
— С удовольствием, — ответил он, — насколько позволят другие посетители.
— Две текилы, — подскочил с другой стороны молодой человек.
Илья перевёл взгляд на женщин и, театрально пожав плечами, удалился. Он понимал, что, пока они не уйдут, ему придётся постоянно возвращаться к ним.
Его не раздражали подобные ситуации. Наоборот, общение с другими людьми хоть ненадолго, но всё же отвлекало от мыслей о разрушающемся браке. Чтобы не успеть вернуться к этим мыслям, он вернулся к пожиравшим его глазами женщинам.
— И я снова с вами, дамы, — улыбнулся он.
— Это замечательно, — ответила черноволосая.
— Я вижу, вы не женаты? — заметила вторая.
Да, когда ты работаешь там, где нужно располагать к себе людей, обручальное кольцо лучше не носить. Половину посетителей можно расположить к себе лёгким флиртом. А флиртовать с обручальным кольцом он не мог себе позволить.
Илья молча улыбнулся. Черноволосая постучала ногтями по столу.
— Во сколько ты заканчиваешь? — спросила она.
Илья в душе рассмеялся. Каждая третья подвыпившая женщина задавала ему этот вопрос.
— Утром, — ответил он.
— Я подожду, — сказала она и сделала глоток, глядя ему в глаза.
Илья улыбнулся, но ничего не ответил. Сколько раз он слышал эти слова, столько же раз он смотрел, как эти женщины уходят, не дождавшись.
Две подруги просидели ещё пару часов, заказав при этом ещё по три или четыре коктейля. За каждый они расплачивались одной купюрой и говорили:
— Сдачи не надо.
Что ж, в очередной раз лёгкий флирт не только окупил коктейли «за счёт заведения», но и оставил небольшой бонус у Ильи в кармане.
* * *
Понедельник — день тяжёлый. Особенно после двух ночных смен в клубе.
В выходные офис не работает, в то время как клубная жизнь кипит с удвоенной силой. За эти дни можно неплохо заработать на чаевых. Поэтому Илья всегда старался брать эти смены. Одним недостатком было то, что они высасывали все жизненные соки даже у такого молодого и энергичного трудоголика.
Времени на сон перед работой в офисе не было. Перед очередной сменой в баре он поспать не надеялся: с пятницы Диана дома не появлялась и сейчас снова была недоступна.
Самое поганое было то, что он знал, где она. Но никак не мог заставить себя пойти туда за ней.
Ночью она вернулась подавленная. Илья вошёл в кухню под звуки всхлипывания. Он молча сел напротив и ждал, когда Диана сама заговорит.
— Я не знаю, кто я. — Она теребила свои руки и смотрела в сторону.
— Ты моя жена.
— Нет. — Она вытерла ладонью нос и шмыгнула. — Я не знаю, чем хочу заниматься, кем хочу быть. За что я ни возьмусь, у меня ничего не получается.
Диана запнулась, Илья не перебивал.
— Уже все чего-то добились. А я нет. У меня вообще ничего нет. Я никто. — Она снова начала судорожно вздыхать.
— Так, подожди, — Илья сохранял спокойствие, — во-первых, у тебя есть образование.
— Да кому нужен этот экономический? — перебила Диана.
— С таким образованием можно найти неплохую работу.
— Я не хочу ни на кого работать! — снова перебила она его.
— А чего ты хочешь?
— Я не знаю!
Наступила пауза. Илья глубоко вздохнул и потряс головой, чтобы согнать сон.
— Хорошо. Помнишь Марину?
Диана хлюпнула носом и кивнула.
— Я с ней виделся сегодня. Она много чем занимается. Я могу поговорить с ней, чтобы она взяла тебя к себе продавать косметику.
— Какую? — Диана оживилась.
— Не знаю, по каким-то каталогам, я не углублялся. Я дам тебе денег на небольшую закупку. Посмотрим, что из этого выйдет.
Диана засияла.
— Мы собирались в пятницу пойти компанией в клуб. Поговоришь с ней там и всё выяснишь.
— Нет, нет, — подскочила она, — до пятницы так долго! Я готова прямо завтра с ней встретиться!
— Ну, наверное, так даже лучше. Договорились.
Диана посмотрела на мужа и улыбнулась:
— Спасибо…
Илья вымучил подобие улыбки.
— А теперь пойдём спать, я держусь из последних сил.
Илья не стал её расспрашивать про выходные ни тогда, ни следующим утром. «Меньше знаешь — крепче спишь». В ту ночь он спал как человек, находящийся в глубокой коме. Он не хотел знать никаких подробностей. Он хотел, чтобы всё было как раньше.
Но тут напрашивается вполне логичный вопрос. А «как раньше» — это как? Жизнь меняется с каждым часом, и рано или поздно это придётся принять.
Глава 5. Макс. Вторник
С Ильёй мы подружились в студенческие годы. Я тогда учился в ПГМУ Вагнера, а он в ПГИКе — это практически соседние здания. Несколько последующих лет мы не общались, но наш город не такой уж и большой, поэтому вышло так, что мы с Ильёй устроились работать в одну и ту же фирму. Как вы понимаете, наши специальности нам не пригодились.
Работать с Ильёй — одно удовольствие. Он заряжал позитивом и мотивировал; глядя на него, хотелось строить карьеру. Он был выше и крупнее меня. Он постоянно улыбался, его любили женщины. Он говорил чётко и уверенно, в нём чувствовался стержень. Я завидовал ему по-доброму. Своей харизмой он напоминал мне Дока.
Я уверен, что все люди в твоей жизни появляются не случайно. Каждый человек в определённый отрезок времени тебе необходим. Главное — вовремя понять, для чего тебе встретился именно этот.
Не знаю, либо я притягиваю к себе таких людей, либо сам, будучи слабым, тянусь к сильным. Мне всегда казалось, что втроём мы могли бы сделать невозможное. Жаль только, что плохому парню и хорошему никогда не быть по одну сторону баррикады. Представить людей из разных миров в одной упряжке — вот что действительно невозможно. Да и я, если быть честным, в этой тройке — хромая, отстающая лошадка, которая прибилась к двум подающим надежды жеребцам и хочет заработать себе репутацию за чужой счёт, прячась за их шикарными гривами.
С Доком и Близнецами мы виделись только по вечерам. Наша дружба типа ночная. Они понятия не имели, чем я занимаюсь днём, как и с кем живу, чем зарабатываю. Я, в свою очередь, практически ничего не знал о дневной жизни этих ребят. И, честно говоря, не хотел знать.
Мне приходилось по вкусу иметь двойную жизнь. Я получал удовольствие от возможности быть разными людьми. Обе стороны моей натуры составляли мою истинную сущность; я был самим собой, когда обсуждал план работы с коллегами в офисе, закатывая рукава своей белой рубашечки, и когда угорал с гопниками на Пирсе, вытирая футболкой бухло со штанины.
За годы тренировок я научился мимикрировать под любую компанию. Я везде был своим. Я отлично вписывался в общество уличной шпаны, но в то же время мог спалиться, посмеявшись над какой-то интеллектуальной шуткой, которую никто из остальных тупорезов не понял. Благо они слишком тормознутые, чтобы заметить это.
Несмотря на моё постоянное притворство, я не врал себе. Только проживая две разные жизни одновременно, я чувствовал себя настоящим.
Днём в нашем офисе всегда слишком светло. При таком освещении ты будто находишься на предметном стекле под микроскопом: тебя видят насквозь. Ненавижу это. Поэтому мне приходилось включать всё своё актёрское мастерство, чтобы выглядеть таким же добропорядочным гражданином, как мои коллеги.
Для этого мне приходилось полностью переключаться и выкидывать из головы Пирс, Дока и Ко. В этой реальности их не существовало. Но, когда я оказывался в тупике и не знал, как решить какую-то проблему, я всегда задавал себе вопрос: «А что на моём месте сделал бы Док?» Стоило мне только подумать об этом, и в голове всё прояснялось. Как будто он живёт в моих мыслях и направляет меня. Его духовное присутствие придавало мне сил. Я не мог представить себе свою жизнь без него. С ним я твёрдо ощущаю под ногами землю, трезво оцениваю ситуацию, вижу решение проблем и чувствую себя непобедимым.
А без него я ничтожен.
* * *
Всю свою жизнь я провёл в пределах нашего города. Если внимательно рассмотреть его на карте, можно увидеть на ней мою историю по годам. И истории таких, как я. Когда кто-то говорил, что переезжает в Москву, для меня это означало, что больше мы не увидимся — это ведь на другой планете! А ещё я считал таких людей предателями.
Ходят слухи, что в Москве уровень жизни намного выше. Москвичей у нас не любят. Возможно, из зависти к зарплатам; возможно, потому, что у них всё самое лучшее; а возможно, потому, что они тупые. И зажравшиеся. Москва — отдельное от остальной России государство. Но знаете, нас и здесь неплохо кормят. Не понимаю, почему все так и норовят свалить отсюда. Возможно, тупые не только москвичи.
Казалось бы, я прожил не так много лет. Нигде не был и ничего особенного не видел. Но при этом я всё равно постоянно думаю о прошлом. Мне часто вспоминаются какие-то моменты — пусть и незначительные, — и тогда я начинаю складывать пазлы. Что случилось, почему это произошло и к чему привело. Я анализирую себя и действия других людей. Но, чтобы вам не казалось, что я весь такой молодец, скажу сразу — выводов я не делаю.
Когда я вижу, что кто-то облажался, я думаю: «Ну у меня-то будет по-другому» — и наступаю на те же грабли. И потом ещё раз, чтоб наверняка. Так что будьте спокойны, я такой же лох, как и большинство. Думаю, во всём мире во все века существовал такой круговорот лохов. Поэтому годы идут, новые люди заменяют предыдущих, а ошибки совершаются одни и те же.
Если вы хотите прожить несколько жизней одновременно и получить богатый жизненный опыт раньше девяноста лет, то открою вам одну тайну. Когда человек читает разные хорошо написанные чужие истории — те же книги, — он получает жизненный опыт других людей, учится на чужих ошибках, становится мудрее и разумнее, потому что он все эти истории косвенно проживает.
В детстве и юности я читал много книг. Но, чтобы не прослыть ботаном, тщательно скрывал это. Я сознательно писал с ошибками, коверкал слова и ставил ударение неправильно. Я старался употреблять только простые пацанские словечки: я не говорил «иллюминатор», «субпродукты» и «фурункул»; я говорил «окно в самолёте», «кишки всякие» и «вот эта фигня на лице». Я намеренно говорил «одеть» вместо «надеть», потому что для меня это был маленький бунт.
— Если человек идиот, то он и останется идиотом вне зависимости от прочитанных им книг, — озвучил свои мысли Глеб.
— Согласен, — сказал Матвей, — единственные книги, которые могут сделать тебя умнее, это что-то по специальности. Изучил что-то — стал умнее в этой сфере.
— Да, — подхватил Глеб. — Обычные рассказики слишком переоценены. Ну прочитал ты пару книг из списка школьной литературы — Жуля Верна или как там его — и чё? Умнее стал? Да ни хрена. Ты такой же необразованный дурак, каким и был, только книжку прочитал.
Я молчал. Я не знал, что сказать. С одной стороны, это звучало логично, но с другой — что-то во мне сопротивлялось. Мы посмотрели на Дока, и он понял, что все ждут его мнения.
— Смотрите, — сказал он, закинув ноги на стол, — ум бывает разный. Да, если ты читаешь научные книги узкой направленности — ты, несомненно, развиваешься в данной области. И если не дурак, становишься специалистом. Но хорошие художественные книги развивают другие человеческие качества. Ты создаёшь себе ценности, учишься выстраивать приоритеты, вырабатываешь навык сопереживания. Есть такое понятие, как «эмоциональный интеллект», и вот как раз этот ум развивается именно художественной литературой.
Мы втроём смотрели на Дока, раскрыв рты. Если отбросить обстановку, в которой прозвучали эти слова, их вполне можно было принять за часть лекции в филологическом институте.
Жюль Верн писал романы. Док совершенно не похож на человека, который читает романы. Само это слово отпугивало и ассоциировалось с девчачьим чтивом. Но возможно, он скрывал это так же, как и я. Потому что после этого высказывания я обратил внимание на то, что Док потрясающе умеет говорить. Он строит предложения и подбирает слова так, что его хочется слушать. Он говорил то, что я уже знал, просто не мог сформулировать. Он объяснял свою позицию, непринуждённо жестикулируя, но при этом захватывал всё внимание окружающих.
Слово — это власть. И Док, несомненно, этой властью обладал. Я слушал его, стараясь дышать как можно тише и медленнее. Только тогда до меня дошло, почему Док такая авторитетная фигура. Я смотрел на него с щенячьим восторгом. И я хотел, чтоб на меня смотрели так же.
Док был умён. Реально. Я не понимал, какой для него смысл возиться с такими отбросами, как мы. Иногда я размышлял о том, чем он вообще занимается в остальное от Пирса время. Есть ли у него семья? Несмотря на то, что мы знакомы уже лет десять, я не знал о нём ничего: ни точный возраст, ни настоящее имя. Прикиньте?! Не то чтобы он всё это скрывал, просто никому не приходило в голову спросить. А спустя столько времени как-то неловко задавать эти вопросы.
Я старался отгонять от себя мысли, что он слишком хорош для нашей компашки. Если бы я всерьёз задумался, почему он так бестолково тратит своё время тут с нами, то пришлось бы отвечать самому себе на другой закономерный вопрос: а что здесь делаю я?
Больше всего нашей шайке нравилось шмонать чужие машины. У каждого из нас были на это свои причины. Матвей нуждался в деньгах: он искал либо конкретно их, либо какие-то ценные вещички. Док надеялся найти нечто полезное, на его взгляд: провода, ручки, болты — всё, что могло пригодиться в хозяйстве. Глеб видел в этом наилучшее развлечение, его желанием было нанести какой-нибудь вред хозяину машины: вырезать фигурки на обшивке, проткнуть шину, нацарапать что-нибудь неприличное на капоте. Как вы могли догадаться, у меня тоже есть свой интерес — мне нравилось лезть в чужие жизни. И книг мне было недостаточно.
Роясь в багажнике и бардачке, можно найти много предметов, отражающих личность владельца машины. Мне нравилось рисовать его в своём воображении, нравилось представлять себя им, нравилось жить его жизнью и рассуждать его мыслями, пусть и недолго.
Однажды нам попалась весьма удачная машина: каждый из нас нашёл то, что искал. Мы перестали шептаться, когда передняя дверь автомобиля с щелчком открылась. Мы огляделись и стали тихо рассматривать вещи, которые можно быстренько прикарманить. Матвей без разбора начал хватать попадавшуюся на глаза мелочь. В бардачке я наткнулся на какую-то подвеску и долго крутил её в руках. Видимо, она ручной работы, я не мог оторвать от неё глаз.
Я перелез на заднее сиденье, пытаясь создать образ хозяина машины. Кошелёк мужской — мужчина, внутри женская фотография — женат или влюблён. Зажигалка — курит. Много чеков с почты — интересно… Под ногами что-то блестело. Я сунул руку под сиденье и достал часы. Кстати, который час? Часы не работали. Дешёвое дерьмо. Вообще не вяжется с дорогой подвеской из бардачка. Видимо, женщину с фотографии этот персонаж ценит больше, чем себя.
Я надел часы на левую руку и крутанул запястьем. Так же, как это сделал бы человек, который хочет произвести на других впечатление солидного владельца крупной компании, по факту никем не являясь и имея в кармане лишь пожёванную сотку. Хотя погодите, это описание максимально точно мне подходит. Я внутренне рассмеялся. Пожалуй, оставлю эти часики себе.
Где-то вдалеке послышались голоса. Мы с Матвеем в спешке распихали всё найденное по карманам. Док, вылезая, заботливо смахнул грязь с сиденья. Глеб оторвал зеркало заднего вида и разбил им лобовое стекло.
* * *
Мне кажется, мои сны никогда не дадут мне покоя. Однозначно каждый из них несёт в себе какой-то посыл. Неужели я такой тупой, что не могу этого понять?
Ночь. Пустая дорога. Справа от меня мрачный лес. Я не узнаю это место. Мороз по коже. За спиной я слышу приближающийся голос Матвея. Обернувшись, я увидел, как он бежит в мою сторону. За ним, задыхаясь, спешил Глеб. Поравнявшись со мной, Матвей крикнул мне в лицо:
— Беги, они здесь!
Я застыл в ужасе. Через секунду я помчался за ними, но они были уже далеко, и догнать их никак не получалось. В темноте на открытой местности хорошо видны их чёрные фигуры. Я заметил другие фигуры, бежавшие к ним. Услышав выстрелы, я не стал всматриваться и решил свернуть в лес. Меня осенило — они видят меня так же отчётливо, как и я их. Оглянувшись, я заметил, что эти фигуры забегают в лес с противоположной стороны. За мной…
Я бежал, не разбирая дороги. Встречные ветки били по лицу, под ногами что-то хрустело и чавкало. «Если я запутаюсь между деревьями, то и из их поля зрения пропаду». Я ошибался. Краем глаза я увидел толпу чёрных фигур, уверенно идущих в мою сторону. Лес окружал темнотой, выхода не было, и я лёг на землю в надежде слиться с ней одним большим пятном. Заметив небольшую канаву, я, цепляясь за землю, дополз до неё, скатился вниз и раскинул руки и ноги в стороны, чтобы стать совсем незаметным. Один из этих людей шёл прямо по этой канаве, ко мне. Что делать? Резко рвануть в глубь леса? А вдруг он меня не видит и, дёрнувшись, я только привлеку к себе внимание? Побегу — заметит точно, не двинусь — есть шанс остаться незамеченным.
Я решил воспользоваться шансом и остался неподвижен, пытаясь не дышать, но от страха сердце билось быстрее и прерывистое дыхание стало чаще. И громче. Я прекрасно понимал, что эта минута может быть последней в моей жизни. Всего минута — и всё. Можете себе это представить?
Я вжался всем телом в землю и зажмурился. Несколько секунд показались мне бесконечными. Я боялся открыть глаза и увидеть перед собой чьи-то ноги. Я пытался вслушаться в шелест листьев, но не слышал ни звука. На мгновение я испугался, что оглох.
Когда я открыл глаза, я очутился в своей комнате. Сон казался таким реальным, что я всем телом ощущал холод земли, на которой лежал в том лесу. За окном было темно. Я кинул взгляд на часы. 4:20 — можно ещё поспать.
Уснуть мне так и не удалось. Я пытался найти смысл в этом странном сне. Я перематывал его в голове несколько раз. Что это может значить? Возможно, мне стоит их остерегаться. Или, наоборот, они смогут предостеречь меня от чего-то. А к чему тогда эта канава в лесу?..
Обожаю копаться у себя в башке, но, как правило, долгие часы рефлексии не приводят ни к чему. Я анализирую каждый свой сон. Я думаю, думаю, думаю до тех пор, пока голова не начнёт раскалываться. От такой боли помогает только алкоголь.
— Это что? — Сестра указывала рукой на скопившиеся пустые бутылки.
— Не бузи, я всё уберу.
— На работу вообще собираешься?
— А ты — в школу?
Сестра, не отрывая от меня осуждающего взгляда, подняла рюкзак за лямку.
— Ладно-ладно, переиграла. Иди, не то опоздаешь. Я буду собираться.
— Ты помнишь, что сегодня мне нужно делать поделку?
— У меня вечером дела…
— Ты обещал! — завизжала девчонка.
— Сегодня придёт Леся, поможет тебе, я договорился, — прервал я её.
Она тут же засияла.
— Ура! А то меня от тебя уже тошнит.
— Поговори мне ещё.
Она махнула ногой в сторону пустых бутылок, те раскатились по полу в разные стороны. Один, два, три, четыре, пять… М-да, что-то многовато.
— Сегодня на ужин опять макароны?
— Ну а что ты хочешь? — спросил я.
— Хочу приготовить что-нибудь новое. Купишь рис?
— Куплю.
Она подскочила и побежала к себе в комнату, навывая какую-то мелодию. В такие моменты мне нравилось быть за старшего.
Но мне не нравилось быть за старшего в другие моменты. Например, когда нужно расплачиваться в магазине. Я взвешивал на руках пачку риса и пачку сигарет. В глубине души я рассчитывал на какую-нибудь премию на работе, но до зарплаты ещё пара дней, и звон нескольких монет в кармане говорил о том, что мне всё же придётся выбирать.
Никотин — это искусственный аналог дофамина, гормона радости. На Пирсе курили все. Угадайте, почему?
Мы с пацанами курили разные сигареты. Каждый из нас делал вид, что он знаток со стажем. «Я курю конкретно вот эти, вот с таким содержанием никотина, и чтобы пачка была именно такого цвета». Но строить из себя пижона дворянских кровей можно, только когда у тебя есть бабки. Когда их нет, ты выпрашиваешь бычки у прохожих как последний бомжара: «Умоляю, дайте хоть какие, затянуться пару раз». Жалкий нарик, ей-богу. А потом снова появляются деньги, и ты снова фыркаешь: «Фу, как можно курить эти ужасные ментоловые сиги?»
На Пирсе в такой беде тебя не бросят. Даже если ты пришёл с дырой в кармане, тебя по-братски напоят и накурят. Если повезёт, ещё и накормят. Каждый раз, стоя на кассе, я заглядывался на сигареты, которые курит Док, но никогда не решался их брать: они жёстче и дороже моих. Но начать курить их — это возможность стать ещё больше похожим на него.
Посредством чтения книг и лазания по вскрытым тачкам я пытался прожить много жизней, но мне всегда было мало. И только сейчас, спустя годы, я понял реальную причину моей неудовлетворённости. Я хотел прожить одну конкретную жизнь. И это была жизнь Дока.
* * *
Я стоял в ванной комнате и смотрел на своё отражение, пока ванна наполнялась водой. Сев в неё, я почувствовал умиротворение. Шум воды заглушал все мои мысли. Выключив кран, я услышал оглушающую тишину. Я посмотрел на свои руки, лежащие на краях ванны. Я увидел, как на внутренней стороне предплечья появляется тонкая красная продольная полоса. Насыщенный кровавый цвет на моей бледной коже выглядит так завораживающе. Я опустил руку в воду, и та мгновенно начала окрашиваться. Через пару минут вся вода стала алой. Я почувствовал лёгкое головокружение, когда алый цвет постепенно становился бордовым. Я начал терять сознание, когда сестра открыла дверь и судорожно стала вытаскивать меня из воды. Я слишком тяжёлый для неё… Я потерял слишком много крови…
Я моргнул. Из незакрытого крана всё ещё лилась вода. Ванна переполнилась, и на полу образовалась огромная лужа. Твою мать!
* * *
Перед приходом Леси я решил навести небольшой порядок. Мне было неловко, что она подрывается по первой просьбе.
Бросив пачку риса на стол, я собрал и выкинул бутылки, чтобы не вызывать лишних вопросов, но я знал: сестра всё равно сдаст меня. Леся никаких вопросов и не задавала. Потрясающий человек.
Во двор заехала машина, из которой доносилась песня «Напитки покрепче». У меня начали возникать зрительные ассоциации. Я вообще очень восприимчив к музыке и таким песням, потому что они тоже пусть и на пару минут, но дают возможность прожить маленькую жизнь другого человека. В последнее время «Звери» звучали из каждой второй машины. Похоже, они на пике популярности. И неудивительно: их песни действительно цепляли за живое и находили отклик практически в каждом молодом сердце.
На Пирсе не принято слушать подобную попсу — мы же bad guys. Чаще всего там звучали всякие «Каста», Rammstein, «Король и Шут», «Ленинград». Тоже весьма популярные в наше время. Глеб носил футболку с огромным улыбающимся шутом. Он в ней выглядел нелепо. Но ему никто об этом не говорил.
Леся позвонила в дверь в семь часов вечера. Она стояла на пороге с грустной полуулыбкой. Такой, какая появляется у нас, когда всплывают приятные воспоминания и сожаление о них одновременно. Мы смотрели друг другу в глаза целую вечность. Я молча кивнул в сторону, приглашая её внутрь. Она опустила глаза и вошла.
— Ты не останешься? — спросила она, увидев, как я натягиваю пуховик.
— У меня… дела, — промямлил я.
Леся впилась в меня глазами, будто пытаясь прочитать мои мысли. Я дёрнулся в её сторону, и она резко отвернула голову.
— Ну ладно, постараемся без тебя не скучать. — Теперь она прятала глаза.
— Спасибо…
Леся не подняла на меня взгляд, но на лице её снова появилась та грустная улыбка, с которой она пришла.
Когда я вышел из подъезда, на моём лице была точно такая же.
* * *
Подходя к Пирсу, я увидел Седого. Он суетливо вертел головой и стучал мобильником по ладони. Прочитав какую-то эсэмэску, он выругался и кинул телефон в стену. «Начало не очень», — подумал я.
Когда подошли остальные, мы сразу отправились на станцию Молодёжная. Неподалёку от неё располагалась маленькая автостоянка. Несмотря на свой размер, она никогда не заполнялась больше чем наполовину. Видимо, у честных людей денег на тачку нет.
С одной стороны её огибала дорога, за которой простирался сквер, с другой — насыпь с железнодорожными путями. Жилых домов поблизости не было.
— Какие люди! Мы уж и не ждали, — раздался голос Рамиля.
Мы его заметили не сразу, поэтому остановились и стали оглядываться. Из темноты вышли два амбала, оба неприятной внешности. За ними стоял Рамиль.
Это был коренастый широкоплечий мужчина, с большим носом, переломанным в нескольких местах. На нём была тёмная толстовка, прячущая его лицо под капюшоном. Его дружки одеты в чёрные спортивные костюмы с белыми полосками. На голову каждого из них нацеплена такая же дебильная шапка, как у Седого. На одном рынке они их купили, что ли?
— Да как и договаривались, вот и я, — Седой старался говорить уверенно, но выходило плохо.
— Смотрю, один прийти ты зассал, — кивнул Рамиль на нас.
— Да ты вроде тоже не один.
Рамиль усмехнулся.
— Я так понимаю, денег ты не принёс.
— Да подожди, — начал Седой.
— Я уже устал ждать, — Рамиль говорил резко. Думаю, бьёт он так же.
— Да я тебе отвечаю, всё будет.
— Ты, паскуда, за свои слова не отвечаешь.
— Да отвечаю!
— Денег нет, товара нет, а гнилой парнишка есть. Так не пойдёт.
— Ты притормози, — вмешался Док.
— Я говорю не с тобой, — обрубил Рамиль.
Док заткнулся. Я в шоке. Получается, на каждого авторитета найдётся человек поавторитетнее…
— Неужели ты готов поссориться со мной из-за каких-то двадцати грамм? Это просто смешно.
— Да я не хочу с тобой ссориться! Я всё отдам! — Голос у Седого скакал.
— Ты это уже говорил. Очень и очень много раз, — со вздохом ответил Рамиль.
— Да я ещё не всё скинул, я же под реализацию взял, — пищал Седой.
— Ты взял в долг. И платёж ты просрочил. — Рамиль оставался спокойным.
Я чувствовал нарастающее напряжение. Док как будто тоже. Все молчали.
— Из-за тебя, щенок, мне нечем платить моим ребятам, — кивнул Рамиль на двух бугаёв позади себя, — а они не любят работать бесплатно.
Седой заметно нервничал: он хрустел пальцами и суматошно озирался по сторонам. Меня затошнило. Жаль, что я не взял с собой ни одной бутылки…
— Да бабки будут, дай мне ещё неделю.
— Твоя неделя истекла. Если ты думаешь, что меня можно вот так кинуть, ты сильно ошибаешься.
— Да я не собирался тебя кидать!
— Рот закрой. Твой скулёж уже осточертел.
От его тона пробежал мороз по коже. Я начал дышать глубже, биение сердца стало более заметным. От солнечного сплетения к ногам и затылку поползли неприятные мурашки, кишки будто сжали стальной рукой. Я уже пожалел, что пришёл.
Два молчаливых парня двинулись в сторону Седого. Док дёрнулся навстречу, за ним — Близнецы. Во мне кольнула обида, что меня оставили одного. Помедлив, я пошёл в общую кучу: не хотел оставаться в стороне, но ещё больше я не хотел оставаться один на один с Рамилем. Не подумайте, что я трус! Просто он бы уложил меня с одного удара. Объективно. В дерущейся толпе у меня больше шансов выжить.
Док всегда говорил: «Если драка неизбежна — бей первым». Но как потом избавиться от ощущения, что, если бы ты не ударил первый, драки вообще могло не быть? Он схватил ближайшего бугая за кофту в районе груди, притянул к себе и в противоход зарядил ему в нос. Я каждый раз поражался его уверенности. Сколько он ни тренировал меня, я не мог заставить себя бить кого-то в лицо: только по туловищу.
Глеб издал радостный вопль и накинулся на второго. Мы с Матвеем прикидывали, кому из наших больше нужна помощь. Седой сделал полшага назад и стал тупо переминаться с ноги на ногу. Падаль такая. Если бы мы были не из одной команды, я бы сам ему втащил.
Рамиль тоже это заметил и рванул в его сторону.
— Сюда иди, шакал!
Он тряхнул его как котёнка, и бритая башка Седого дёрнулась, едва не переломив тонкую шею. Со стороны выглядело так, будто профессиональный боксёр молотит школьника. Мне стало его жалко, и я решил, что если кому-то здесь и нужна помощь, то только этому задохлику.
Я стал оттаскивать Рамиля, попутно нанося свои вяленькие удары. Он отмахивался от меня как от мухи. Да уж, жалкое зрелище.
Со стороны дороги донёсся строгий старческий голос:
— А ну разошлись, щас милицию вызову!
Всем было плевать.
Ко мне подскочил один из цепных псов Рамиля — не знаю который: они мне казались одинаковыми — и ударил в живот. У меня мгновенно перехватило дыхание, и я согнулся в тщетных попытках набрать воздух в лёгкие. Док услышал мой возглас и, отпустив соперника, крикнул:
— Глеб, наши!
Тот послушался, и они вдвоём присоединились к нашей кучке. Второй пёс отцепился от Матвея и побежал отбивать хозяина. Две части Марлезонского балета сложились в одну.
Кто-то из толпы толкнул меня — я пошатнулся, но устоял. Однако тут же в плечо мне прилетел хорошо поставленный удар Рамиля. Я не ошибся, бил он резко. Я споткнулся и не смог удержаться на ногах. Только приземлившись, я сразу попытался встать, как наставлял Док, но меня пнули ногой в грудь, и я оказался намертво прижат к асфальту. Чьи-то ноги продолжали толкать меня, не давая подняться. «Если в процессе драки ты лежишь на земле, считай, что ты — труп», — прозвучало в моём сознании.
Всё, чему учил меня Док, моментально вылетело из головы. Я не мог не то чтобы ответить, даже просто защититься было не в моих силах. Мысль о том, что я вообще не должен быть здесь, вызвала внутренний паралич. Никто даже не наклонился ко мне — меня просто пинали ногами. Вокруг темнота, и большинство из присутствующих одеты в чёрное, поэтому разобрать, кто именно бьёт, было невозможно. Я не хотел думать, что в этой неразберихе меня по ошибке бьют свои…
Я свернулся, пытаясь прикрыть лицо и голову. Неподалёку от меня на землю рухнул Седой. Он тоже не отбивался. В руках одного из псов краем глаза я увидел кусок трубы. Я попробовал уползти, но из такой кучи-малы уже не выбраться. Помимо пинков, сверху стали прилетать металлические удары. Я пожалел, что у меня нет лишнего жира, который бы защищал мои кости от переломов. Выражение «мешок с костями» заиграло новыми красками.
Когда тебя бьют — неприятно. Чувствуешь обиду, злость, даже может быть страшно — слишком много мыслей в голове. Но когда тебя избивают… Перестаёшь чувствовать вообще что-либо. Мозг отключается и направляет все свои ресурсы только на сохранение жизнедеятельности организма. Уже не до сантиментов.
Удары наносились со всех сторон, не давая моему телу ни секунды отдохнуть. Когда начала пропадать чувствительность, я перестал закрывать руками голову. В лицо всё же что-то прилетело, попало по зубам, и я почувствовал металлический привкус. Рот стал быстро наполняться кровью; я попытался её выплюнуть, но не смог. Чтобы не захлебнуться, я старался вытолкнуть хотя бы часть крови языком.
Док не стремился меня вытащить или прикрыть. Отбиваясь от бугаёв, он пытался выхватить трубу, когда та летела на Седого. Следующие удары я не чувствовал вовсе. Физическую боль заглушала та, что растекалась внутри. Тело стало настолько лёгким, что мне казалось, будто я падаю. Я словно видел происходящее со стороны. Это ли чувствуют люди перед смертью?
В какой-то момент кадры почему-то стали замедленными. Когда всё происходящее слилось в один белый шум, на фоне этой подозрительной тишины я услышал «ЧИК». Твою мать. Я уже слышал этот звук…
* * *
— Всегда учитывай разницу в физической силе, — наставлял Док в один из наших вечеров. — И не надо недооценивать того, кто по виду слабее тебя: ты ведь не знаешь, что у него в кармане.
Док засунул руку в карман джинсов и достал оттуда нож. Как он туда поместился?
— Он не складной? Можно посмотреть?
— Седой подогнал. — Док протянул мне нож, держа за лезвие.
Я взял его за рукоятку и стал рассматривать. Он просто шикарен. У меня нет особой тяги к оружию, но некоторые ножи меня по-настоящему привлекают. Этот был воистину произведением искусства.
Я вертел ребристую рукоятку, она идеально лежала в ладони. По нижнему краю лезвия шли мелкие зазубрины, на верхнем — выгравированы какие-то символы. С одной стороны рукоятки я увидел маленькую металлическую кнопочку — всё-таки складной. Зажав её, я вложил лезвие в рукоятку. Отведя руку в сторону, я провёл по кнопке большим пальцем и нажал. «ЧИК». Лезвие мгновенно вылетело.
* * *
— Валим! Бляха-муха, Макс, валим! — Док рывком поднял меня с земли.
Сквозь звон в ушах я расслышал отдалённые звуки ментовской крякалки. Вся автостоянка, покрытая коркой льда, отражала ритмичное мигание синих огней. Вокруг стало слишком ярко: значит, они уже близко. Я не чувствовал всего тела, но в состоянии аффекта ноги зашевелились сами по себе.
Я откашлялся и сплюнул наконец мешавшую кровь. Тащась за Доком, я успел обернуться. Рамиль лежал на земле и держался обеими руками за живот. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Тень от убегающих Близнецов я увидел уже вдалеке. Седой ускользнул так, будто его тут вообще не было.
Глава 6. Леся. Вторник
Конечно, Лесе хотелось больше времени проводить с мужем, но, когда такое время наступало, она не находила себе места.
Сегодня утром Митя не торопился, поэтому, чтобы ему не казалось, что его жена — бездельница, она начала разбирать хлам на полках и стирать с них пыль. Разглядывая попадавшиеся вещи, она наткнулась на золотую цепочку и замерла.
В начале отношений Митя постоянно твердил, что Леся, влюбившись в него, попалась в мышеловку. «Для такого зверя, как я, нужен капкан побольше», — отшучивалась она в свою очередь. Но при этом каждый раз невидимая стальная пружина сдавливала её сильнее.
Когда Митя решил, что хочет на ней жениться, то вместо банального кольца подарил ей золотой кулон в форме мышки. Леся носила его практически не снимая — обручальный всё-таки!
Но однажды кулон пропал. Больше года Леся не могла его найти. В какой-то момент она даже накрутила себя, что это плохой знак. Женщины… Она раз двадцать перевернула вверх дном всю квартиру в поисках этого кулона, но даже в самых необычных местах его не было. Исчез бесследно.
А сейчас он лежал перед ней на самом видном месте.
Леся взяла в руки цепочку и потёрла золотую мышку между пальцев. На ней была старая царапина — ну точно она! Неужели Митя искал лучше?
— Где ты её нашёл? — Она подошла к мужу, держа на весу цепочку.
Митя, не отрываясь от чистки обуви, поднял глаза и через секунду опустил обратно.
— Мне её Макс отдал.
Наступила пауза. Леся застыла. Её пробило током, волосы на затылке шевельнулись, во рту пересохло. Повернувшись к ближайшим полкам, она начала хаотично переставлять предметы. Руки дрожали.
«Что делать? Защищаться? Или лучшая защита — нападение?» — размышляла она. За мгновение в её голове промелькнули все возможные варианты развития разговора. Нужно было продумать линию защиты. Она перебирала всё, что Митя мог сейчас сказать, и всё, что она могла ответить на его слова. Но он молча обулся и уже застёгивал пуговицы на пальто.
— Что ты хочешь этим сказать? — выдавила Леся.
— Я вообще говорить не хочу, — вздохнул Митя.
«Фух… Пронесло. Или нет?»
Попрощавшись, Митя вышел из дома и захлопнул дверь. В отражении коридорного зеркала Леся увидела колыхнувшуюся штору.
«От сквозняка она шевелилась не так…» — подумала она.
В декабре световой день короткий, поэтому за окном было ещё темно.
Леся решила подремать, пока есть такая возможность. Она взглянула на спящего малыша, запрыгнула под одеяло и зажмурилась.
«Только не открывай глаза, только не открывай», — шептала она себе.
Из детской кроватки донёсся писк.
— Вот и подремала, — цокнула Леся.
Однообразие убивает. Когда машинально делаешь одно и то же изо дня в день, кажется, будто мозг потихоньку атрофируется. А может, и не кажется.
Леся взяла хнычущий комочек на руки и, пружиня, зашагала на кухню. По пути она заглянула в ванную: придвинула таз к стиральной машине ногой, выгребла влажные вещи и закинула в неё домашнюю футболку — начинаем собирать новую партию для вечерней стирки.
На кухне она посадила ребёнка в стульчик, подвинула посуду, оставшуюся с завтрака, к той, что осталась вчера, и достала чистую кастрюлю. Приготовила, покормила, поела, собрала разбросанную еду вокруг стола и стульчика, протёрла стол, пол, ребёнка, перемыла всю посуду, без сил привалилась к стене и взглянула на часы.
— В смысле только девять утра?! — воскликнула Леся.
С детьми часы тянутся как вечность, а годы пролетают за мгновение. Совсем недавно Леся прибегала домой к Максу, чтобы помочь его сестре сходить в туалет и покормить её, а теперь эта маленькая девочка сама готовит кучу разных блюд, чтобы накормить своего непутёвого братца. И когда она успела так вырасти?
Леся посмотрела на своего малыша, который сидел на полу и сосредоточенно выдёргивал пальчиками ворс из ковра, и подумала: «Неужели я не замечу, как и он вырастет?»
Она представила, как этот малыш встаёт и оказывается очень высокого роста. Берёт с полки ключи от машины и басит через плечо: «Ну всё, ма, увидимся на Новый год!»
Она взяла его на руки и прижала к себе.
— Если ещё и ты уйдёшь, я точно чокнусь, — сказала она, глядя ему в глаза.
В ответ малыш пустил слюну.
Лесина мама пришла только в два часа дня.
— А вы чего не спите? — нагнулась она к внуку.
— Я пыталась его уложить, но не получилось.
— Значит, плохо пыталась, в это время ему нужно спать.
— Может, попробуешь уложить его сама?
— Мать здесь не я. Не получилось, значит, не получилось. Тогда собирайтесь и идите гулять.
— Там холодно.
— Ничего, потеплее одевайтесь.
— Мам, я тебя позвала не для того, чтоб ты раздавала указания.
Женщина картинно вздохнула.
— Хорошо. Что ты хочешь?
— Просто немного помощи.
— Ладно, я посижу с ним, пока ты будешь готовить и наводить порядок.
Леся впилась в неё взглядом. Та не заметила и подошла к плите.
— А суп чего такой жидкий? Ты этим собираешься кормить мужа? — скривилась она, поболтав половником в кастрюле.
Леся пропустила замечание мимо ушей:
— Мне нужно уйти на пару часов. Присмотришь за малышом?
— Тогда выливай эти помои, я приготовлю нормальный обед.
Подходя к дому Макса, Леся гадала: спросить про цепочку или нет? Есть ли смысл это ворошить или лучше притоптать и забыть?
Из проезжающей мимо машины донеслась знакомая песня, и Леся замешкалась. Стоит ли вообще подниматься?
«Нет, нет, я обещала, — говорила она себе. — Не могу же подвести маленькую девочку.» Девочку?
Когда Макс ушёл, оставив их вдвоём, она выдохнула.
— Вы поссорились? — раздался за спиной тонкий голосок.
— С чего ты взяла?
— Раньше ты приходила чаще.
— Сейчас просто нет такой возможности, — Леся потрепала девчачью голову, — но мы не ссорились.
Она поставила готовую поделку на стол, когда рис как раз впитал в себя всю воду.
— Плов готов! — крикнула она в комнату.
— Бегу! — ответила девчонка.
— Посмотри, какая красота получилась.
— Ты про поделку?
— И про неё, — улыбнулась Леся.
— Да, Макс бы так никогда не сделал.
— Для этого я и пришла. Чтобы тебе завтра не опозориться.
Обе захохотали.
— Может, останешься?
— Не могу. — Леся погладила девочку по щеке.
В десять вечера позвонила мама и сказала, что собирается домой. Да и Митя скоро вернётся, а Леся не хотела, чтобы он знал о её отсутствии. Она надеялась, что хоть с Максом удастся поговорить о своих переживаниях, но так и не дождалась его.
* * *
— Кстати, вчера Боря заходил, — бросила Леся, когда они сели за стол.
Митя не ответил.
— Опять денег просил, — продолжала она.
— Меня чего не дождался?
— Его какие-то дружки ждали. Он думал, ты дома и сразу ему отслюнявишь.
— Понятно… Сколько ему нужно? — спросил Митя, взяв в руки телефон.
— Ты серьёзно? — опешила Леся. — Я вторую неделю стираю детские вещи без порошка. Ты работаешь без выходных, а денег всё равно нет! Хочу ли я знать, где ты на самом деле пропадаешь по ночам?
— Что ты несёшь?
— За последний месяц ты уже несколько раз занимал Боре, и я не думаю, что он хоть что-нибудь отдаст. А мне ты не разрешил даже суп сварить для сестры Макса.
— Боря мой брат. А с Максом тебя что связывает?
Повисла тишина.
— Ты же у него была сегодня?
Леся запнулась. Сейчас не лучший момент, чтобы выяснять, откуда он это знает.
— Я помогала его сестре. А сам он куда-то ушёл.
— Ну как обычно.
Леся медленно встала из-за стола.
— Боря утащит нас за собой в долговую яму, — пробормотала она, беря на руки младенца. — Мы зависим от тебя, а он взрослый, здоровый мужик. Он должен отвечать за себя сам.
— Я не могу его бросить, он моя семья.
— А мы — нет?
Когда она ушла, Митя крикнул вдогонку:
— Макс тоже взрослый, здоровый мужик!
Но Леся не ответила. Он поразмышлял ещё минуту и написал брату: «Прости, в этот раз никак».
Деньги. Как же много проблем, ссор, убийств, разводов из-за одних только денег…
Когда они нужны, их всегда не хватает. Если счастье не в деньгах, то как быть счастливым без еды, лекарств, крыши над головой?
Боря постоянно попадает на деньги. И никогда не объясняет, что произошло. Несмотря на это, Митя всегда его выручает. Но сам считает, что это Леся слишком добрая и безотказная. Вот наглядный пример пословицы про бревно и соломинку.
* * *
Митя сидел на краю кровати и вертел в руках детскую игрушку, разломанную на части. Леся подкралась к нему со спины и начала мять плечи и шею. Мышцы были каменные.
— Тебе нужно расслабиться, — промурлыкала она.
— Да расслабишься тут, — ответил он.
Продолжая неуклюжий массаж, девушка прикоснулась губами к шее мужа. Он опустил игрушку на колени и закрыл глаза.
— Что ты делаешь?
— Соблазняю тебя, — прошептала Леся возле уха и поползла руками по его груди.
Он остановил её ладонь, накрыв своей.
— Давай не сегодня.
— Не сегодня? — Леся выдернула руку. — Когда ты в последний раз видел меня голой?
Митя потёр лоб и протяжно выдохнул.
— Скажи честно, моё тело изменилось, и я больше тебя не возбуждаю?
— Ну что ты несёшь, а?
— А в чём тогда дело?
— Я устал, у меня просто физически нет никаких сил, даже думать об этом не могу.
— Мм, — сжала она губы, — устал, потому что потратил все силы на других девок?
— Ты совсем обалдела, что ли?! — Митя швырнул игрушку в сторону. — Я пашу как конь, чтобы вы ни в чём не нуждались!
— Да что ты говоришь! Ты все наши деньги раздаёшь за Борины долги. Он сел тебе на шею и ножки свесил, а ты терпишь.
— Не лезь в мои с ним отношения.
— Тогда ты не лезь в мои отношения с Максом.
— То есть ты признаёшь, что между вами есть какие-то отношения?
— Да иди ты к чёрту! — Она запустила в него подушку, но промахнулась и сбила ею книги с полки. Те посыпались на пол.
Из колыбели послышалось хныканье.
— Ты всё это дерьмо начал, вот теперь и успокаивай своего ребёнка сам. — Леся подняла книги, накидала их на полку и демонстративно скрестила руки на груди.
— А я, может, вообще не уверен, что это мой ребёнок, — выпалил Митя.
Время остановилось. Оба не дышали. Леся впилась в мужа глазами.
— Ты сама-то уверена? — продолжал он провокацию.
Девушка отпрянула, как будто её пихнули в грудь. В первую секунду она захотела влепить ему пощёчину. Во вторую — расплакаться. В третью — молча уйти. Гордость не позволяла ей ответить на этот унизительный вопрос. Хотя, казалось бы, что сложного твёрдо сказать «да»?
Под массивным слоем уверенности она почувствовала еле заметную пульсацию одной тысячной доли сомнения. Сердце сбилось с ритма, в горле появился ком. В голове навязчиво звучала фраза из какой-то давно забытой книжки: вор всегда хочет быть пойманным. Леся сама себе не могла объяснить, к чему эта чёртова фраза появилась в её сознании.
— Лесь?..
У Мити дрожал голос. Он ждал, что жена не раздумывая возмутится и убедит его в том, что он несёт несусветную чушь.
Она ощутила себя зайцем, которого голодный волк прижал к стене — бежать некуда. Почему в такие моменты нельзя просто провалиться сквозь землю и исчезнуть навсегда?
Не отвечая и не поднимая глаз, Леся сползла на диван и вцепилась в него руками. Митя перевёл взгляд на кроватку с младенцем, и в его груди всё сжалось до точки. Он, как обычно, не подал виду, но Леся слишком хорошо его знала: она почувствовала, как внутри него всё рушится. Так же, как и минуту назад всё обрушилось в ней.
Хлопок входной двери выстрелил Лесе в голову. В эту ночь Митя не вернулся домой.
* * *
— Не переживай, у всех бывают дерьмовые периоды. — Марина разлила вино по стаканам.
— Всё немного сложнее, — вздохнула Леся.
— Для того я здесь, слушаю.
Леся долго перебирала эмоции внутри себя, Марина терпеливо крутила стакан в руке.
— Он не уверен, что это его ребёнок.
— Чего?! — Марина чуть не уронила стакан.
— Не понимаю, как он вообще такое мог спросить! — сокрушалась Леся.
Марина молчала: она знала, что подруга хочет выговориться.
— Как это может прийти в голову? Хоть какая-то совесть должна быть у человека!
— Действительно… — Марина впервые не нашла подходящего ответа. — Ну а ты сама точно знаешь, что он от Мити?
— Я тебя сейчас ударю, — оборвала её Леся.
— Да я просто так спросила. Можно сделать тест, чтоб он успокоился.
— Мне кажется, это унизительно.
— А мне кажется, ты драматизируешь.
Это правда. Драматизировать Леся любила.
Вообще, склонность к драматизации имеет свои плюсы. Такой человек на маленьком опыте учится понимать большое. Это значит, что ему необязательно хоронить близких для того, чтобы понять, как тяжело терять и как важно ценить. Ему достаточно разбить любимую чашку.
— Вам нужно развеяться. В пятницу в клубе будет тусовка.
— Я в курсе, рекламы навтыкали по всему городу.
— Ну вот, погнали! Илья приглашает затусить компанией.
— Идея неплохая. Попробую договориться с мамой, чтоб посидела с ребёнком.
— Другое дело!
Девушки звякнули стаканами.
Леся любила Марину за её лёгкое отношение к жизненным неурядицам. Она была для Леси глотком свежего воздуха среди этого серого однообразия.
Мама Леси с радостью согласилась посидеть с внуком. Осталось обсудить это с Митей. Весь день подруги провели за разговорами на кухне, периодически проверяя спящего ребёнка. И почему он не может так же крепко спать ночью?
Марина то и дело поглядывала на часы.
— У тебя какие-то дела?
— Не знаю, ещё не решила, — уклончиво ответила та.
Они говорили много о чём, но почему-то у них было не принято говорить о делах. Марина умела создать впечатление, будто её дела какие-то уж слишком важные и будут непонятны для недалёкого ума Леси. Потому Леся никогда не выспрашивала подробности. Могла только предполагать. Сейчас, например, глядя на пакет с лекарствами, она предположила, что дальнейшие Маринины «дела» — это отвезти лекарства своей бабушке.
Вообще, очень удобно получается. Возможно, сегодня у тебя по плану поход к зубному, в магазин, сделать фото на паспорт, выбрать новые шторы, отдать родственникам банки, в которых они передавали тебе домашнее варенье, но вместо всего этого ты говоришь: «У меня дела», и все дальнейшие расспросы отпадают сами собой.
— Ладно, пойду я, нужно забежать ещё в одно место. — Марина взяла свой пакет. — До пятницы.
Леся улыбнулась и проводила свою деловую подругу к выходу.
Как только Марина ушла, из кроватки донеслись звуки недовольства.
— Так, значит, ты только при ней такой спокойный? — обиженно протянула Леся.
Укачивание, кормление, пение — ничего не помогло. Плач становился всё сильнее.
— Что-то не так, — бубнила Леся себе под нос, разглядывая красное лицо малыша. Ей показалось, что он слишком горячий.
Кое-как успокоив его, она не рискнула мерить температуру — лучше пусть спит. Несколько минут Леся наблюдала за его неравномерным дыханием. «Что-то не так…»
Она сделала два шага до телефона и услышала еле заметные постукивания по бортику кроватки. Обернувшись, она увидела маленькое тельце, бьющееся в конвульсиях.
Пока она летела к ребёнку, рука автоматически набрала номер мужа.
Ей было плевать, насколько сильная ссора произошла между ними, на кону стояло слишком многое.
— У него какие-то судороги, — заорала она в трубку, — я не знаю, что с ним, что делать?
Лесе с трудом удалось расслышать голос Мити за своими рыданиями.
— …скорую! Звони в скорую, я выезжаю!
Когда вызываешь скорую помощь, диспетчер определяет уровень срочности твоего вызова. Это нужно для того, чтобы не отправить бригаду к поймавшему белку наркоману в то время, как в другом конце города поскользнувшаяся бабуля истекает кровью.
Чрезвычайное происшествие в общественном месте, открытые кровотечения, предынфарктное состояние — такие вызовы ставят в первую очередь.
На детские вызовы приезжают быстрее всего.
Врачи скорой объяснили Лесе, что при высокой температуре у детей часто бывают подобные судороги. Назначили простенькое лечение и уехали ещё до того, как она пришла в себя.
Леся никогда не слышала о таком симптоме, и картина сотрясающегося младенца никак не выходила из головы. Это зрелище пугает намного сильнее, чем все ужастики мира, вместе взятые.
Когда пришёл Митя, уже стемнело.
— Ну как он?
— Температура спала. Вроде спит. Я так испугалась… — Леся захлюпала носом.
Митя обнял её, и по стуку сердца Леся поняла, что он тоже перенервничал. Она обнимала его, растопырив пальцы по спине, чтобы захватить как можно больше площади его тела. Они простояли так несколько минут, не говоря ни слова.
— Ты голодный? — спросила Леся, вытирая нос.
— Очень.
Когда они сели за стол, Митя заметил несколько окурков в пепельнице.
— Весь день с Мариной сплетничали?
— Да так, немного.
— Что нового?
— Она сказала, Илья зовёт всю нашу компанию в пятницу в клуб.
— Какую компанию?
— Ну он с женой, Марина, Макс, мы с тобой. Как тебе идея?
— Заманчивая. С мамой договорилась?
— Да.
Повисла пауза. Леся колебалась. Митя монотонно жевал, ковыряя вилкой в тарелке.
— Как думаешь, это поможет? — спросила Леся.
— Поможет ли это отмотать время назад?
Девушка опустила глаза. Повисшая в воздухе тишина оглушала.
— Если ты так хочешь, можем сделать тест.
Митя глубоко вздохнул:
— Не надо.
Леся почувствовала, как тревога отступила.
Проснувшись посреди ночи, Леся взглянула на Митю. Он спал на спине, закинув руку за голову. Она с тоской любовалась им. Девушка осторожно протянула руку и приложила к его плечу. Такое тёплое. Возможно, поход в клуб сможет всё изменить.
Глава 7. Марина. Вторник
— Какие у тебя на сегодня планы? — спросил Антон, ставя перед Мариной тарелку с оладьями и чашку чая.
— Грандиозные, — ответила она.
Антон опустился перед ней на колени и припал к голым ногам. Аккуратно взяв одну, поцеловал её и произнёс:
— Эти ножки не должны бегать по городу.
— Тогда они заплывут жиром.
— Намёк понят, принцесса.
Он радостно подскочил и, глотнув чаю, стал собираться.
— До вечера.
Около одиннадцати утра в дверь позвонил курьер.
— Здравствуйте, у меня доставка стиральной машины. Но попросили ещё забрать какие-то вещи.
— Да, вот эти мешки.
Курьер прикинул, сможет ли дотащить это всё в одиночку.
— Мне сказали, доплатят.
— Конечно.
Марина взяла с полки деньги и протянула ему.
— У меня ещё одна просьба будет. Могу я с вами доехать до места доставки?
Мужчина пересчитал купюры и улыбнулся от приятной неожиданности:
— Девушка, да если нужно, я вас и по магазинам повожу.
Пока курьер заносил домой стиралку и сумки, старуха наблюдала с неприязнью.
Она взяла две иконы, стоявшие в коридоре, демонстративно прижала их к груди и унесла к себе в комнату. Вернувшись, схватила сумки с вещами и стала в них копаться.
— Если хоть что-нибудь пропало, я тебя уничтожу вместе с твоим дружком, — прокряхтела она.
— Это курьер.
— А мне плевать! Я никого не боюсь.
Марина вырвала вещи из её рук и швырнула в комнату. Туда же оттащила большую сумку и вытряхнула на пол.
— Иди проверяй, — сказала она.
— Ах ты дрянь! — завизжала старуха и поковыляла в комнату.
Марина захлопнула за ней дверь и прижала спиной. Молодой человек трясущимися руками собрал бумажки и поспешил на выход.
— До свидания, — пробурчал он и, не дожидаясь ответа, покинул квартиру.
Марина закатила глаза, вздохнула и стукнула ногой по двери комнаты.
— Когда я выйду отсюда, ты пожалеешь! — раздалось из-за неё.
Ба всегда такой была — сколько Марина себя помнила. Она взяла внучку к себе, когда той не было ещё и года.
Точнее, вынуждена была взять.
Иногда, взрослея, мы с грустью вспоминаем, какие наши родители были в молодости. Но Марина совершенно не помнила своих родителей — слишком маленькой видела их в последний раз, а Ба всю Маринину жизнь была старой. И вечно недовольной.
Она постарела в тот день, когда узнала о смерти и второго родителя Марины — её отца. Известие об этом из исправительной колонии не стало для неё неожиданностью: такие люди своей смертью не умирают.
Человек, который отнял жизнь у другого человека, оставив при этом своего ребёнка без матери, однозначно это заслужил. Она успела навестить его несколько раз, и на каждое свидание он приходил со свежими следами от побоев.
В глубине души женщина злорадствовала: наконец-то насилие вернулось к нему бумерангом.
Но если покопаться ещё глубже, ей было невыносимо больно от осознания, что она вырастила такое чудовище. Когда твой сын сидит за жестокое убийство, тебя разрывает на части от горя. Когда ты узнаёшь, что живым последний раз видела его в наручниках через стекло, твоя жизнь тоже обрывается.
Бабушка видела в Марине причину этой трагедии, но она слишком хотела смыть грехи со своего сына и исправить свои ошибки в его воспитании, поэтому приложила максимум усилий, чтобы вырастить его дочь.
Но за все эти годы ей так и не удалось полюбить эту девочку.
Когда Марина хулиганила, бабушка впадала в панику — неужели дочь её сына тоже вырастет преступницей? — даже если та просто разрисовала карандашами стены.
Пытаясь всячески предотвратить это, Ба держала внучку всё детство в ежовых рукавицах, и, разумеется, наперекор всем ожиданиям, Марина выросла чересчур свободолюбивой. Уже в сознательном возрасте она категорически не принимала никаких ограничений, слово «нельзя» для неё было красной тряпкой. Из-за этого ребёнком она была сложным, а подростком — ещё сложнее. Поэтому Ба с годами становилась всё сварливее и злее: она не понимала, почему ей дважды не удалось воспитать кого-то нормального.
К тридцати годам Марина поняла, что её принцип «сделай то, что нельзя» доставляет ей неудобства, но ничего не могла с собой поделать.
Антон привлёк её внимание, когда от него прозвучала фраза: «В этой жизни можно всё».
Он научил её смотреть дальше, думать шире, жить свободнее. Он помогал ей разрушать любые жизненные рамки, но она даже и предположить не могла, что самые жёсткие рамки поставит ей он сам.
А она этого даже не заметит.
* * *
Леся — подруга Марины — была совсем другой. Её невозможно взять «на слабо». Она не поддаётся на манипуляции, знает, чего хочет, и всегда поступает правильно. И как у неё это получается? Как будто она знает, как жить эту жизнь.
Конечно, иногда её правильность выходит ей боком. Этот жук Митя вешает ей лапшу на уши. И Марина разрывалась между стремлением помочь близкому человеку и нежеланием лезть в чужие отношения. Сложный выбор.
Марина не любила выбирать. Она боялась совершить ошибку, потеряв пути к отступлению. Она считала себя фаталистом и надеялась, что вселенная решит всё сама. Но с годами вопрос выбора возникал всё чаще. И выбор был всё сложнее. А правильного ответа нет.
От бабушки к Антону Марина шла пешком. Она потеряла самого крупного клиента, и теперь надо быстро найти нового, пока она не оказалась на мели. Для того чтобы продавать косметику, её нужно на что-то купить.
На тротуаре сидела старушка в шерстяном платке и торговала пирожками. Марина не особо проголодалась, но всё же наскребла мелочи и взяла парочку с мясом.
Задумавшись, она села на заборчик и стала греть руки об пирожки. Рядом с ней из пустоты возникла собака. Прихрамывая и прижимаясь к земле, она подкрадывалась к Марине. Её серая шерсть сбилась от грязи в колтуны, уши стояли под разными углами, хвост переломан. Она не отрывала взгляда от рук Марины и втягивала мокрым носом приятный запах. Когда она подошла совсем близко, Марина протянула ей открытую ладонь, и та замерла. На морде выражалась борьба между страхом и голодом.
Девушка улыбнулась, разломила один пирожок пополам и стала дуть в середину. Собака навострила уши и завиляла хвостом.
Скормив обе половины дворняге, Марина взяла второй пирожок. Животина радостно заклацала зубами.
— Подожди, горячо, — сказала Марина.
Может, это и есть правильный ответ? Надо выбирать то, что поможет другим. Купить что-нибудь у бедной старушки или покормить голодное животное. Или открыть глаза подруге на неверного мужа.
А вдруг твоя помощь — это медвежья услуга? Может, надо выбирать не то, что помогает, а то, что хотя бы не делает плохо? Но никто не знает, от чего может быть плохо.
За годы дружбы Марина поняла одно главное правило. Друг — это человек, который не осуждает, а только поддерживает.
И как тогда понять, что поступаешь правильно?
Никак.
* * *
Марина уже несколько недель жила на два дома. Ей настолько нравилась просторная и светлая квартира Антона, что она решила после Нового года окончательно к нему перебраться.
Когда она вошла, он встретил её, снимая фартук.
— Ты вовремя, я приготовил лазанью!
— Ты сегодня рано.
— Ага, — Антон игриво наклонил голову, — давай скорее на кухню, всё стынет.
Марине нравилось, что Антон её опекает: он давал ей столько заботы, сколько она не получала за всю свою жизнь. Но иногда ей казалось, что его слишком много. Когда она уходила по делам, он был ещё дома, когда возвращалась — он был уже дома.
Антон ходил за ней по пятам: когда она пила утренний кофе, он подливал ей сливки; когда она переодевалась, он подхватывал её одежду и вешал в шкаф; когда она ела приготовленные им блюда, он внимательно следил, всё ли ей понравилось.
— Ну как тебе?
Марина уже набила полный рот, поэтому просто кивнула.
— Пришлось повозиться с соусами. Но в следующий раз хочу и тесто сам сделать.
— Немного недосолил, — сказала девушка и потянулась за солонкой.
Антон мягко остановил её руку.
— Ты ешь слишком много соли. Я делал всё по рецепту, лазанья должна быть именно такой. Не надо пересаливать.
— Но…
— Наслаждайся вкусом. Избыток соли всё перебивает.
«Возможно, он прав», — подумала Марина и стала жевать медленнее, чтобы почувствовать все оттенки вкуса. Но безуспешно — лазанья была пресной.
— Это тебе, — сказал Антон, придвинув к Марине карточку.
— Что это?
Она аккуратно взяла её в руки. Антон с улыбкой откинулся на спинку стула.
— Абонемент в спортзал?
Антон молчал с самодовольным видом.
— Я сейчас должна обидеться? — прищурилась девушка.
— На то, что я у тебя такой внимательный и чуткий?
— А, ну да, я и забыла. Спасибо.
— Обращайся. Ещё не надумала бросить работу?
— Нет, у меня как раз дела идут в гору.
— Жаль. Хочу, чтобы ты больше отдыхала.
— Кстати. Я собираюсь в пятницу пойти с Лесей в клуб, отдохнуть, поболтать.
Про остальных ребят Марина почему-то решила не говорить. И его приглашать не хотела.
— Нет, — бросил Антон, вытирая посуду кухонным полотенцем, — давай лучше сходим в кино. Я купил билеты на вечер пятницы.
— Но мы уже с ней договорились, — промямлила Марина.
— Ну а я уже купил, — пожал плечами Антон.
— А почему ты сначала не спросил у меня?
Антон пропустил вопрос мимо ушей.
— Это хороший фильм, я прочитал описание и отзывы. Тебе понравится, — он улыбнулся, — там играет один из моих любимых актёров.
Марина поняла, что дальше спорить бесполезно. И что ей теперь сказать Илье и Лесе?
После ужина Марина вышла на балкон покурить. Когда она достала вторую, за спиной раздался голос Антона:
— Может, хватит?
Марина вздрогнула. «Давно он здесь стоит?»
— Ты о чём? — спросила она.
Антон вырвал сигарету из рук.
— Что я тебе говорил по поводу курения?
— Я же сказала, что подумаю, — ответила она, доставая из пачки другую.
— Кажется, ты меня не поняла.
Он схватил её за руку. Марина выдернула руку и обхватила губами сигарету, с вызовом глядя ему в глаза.
Антон наотмашь влепил ей пощёчину. Сигарета вылетела в сторону.
От шока Марина не нашла что сказать, и Антон воспользовался этим замешательством. Он обнял её и прижал лицом к своей груди, лишив возможности говорить.
— Я же хочу помочь тебе, как ты не понимаешь. Это глупая, вредная привычка. Я люблю тебя и не хочу потерять. Не огорчай меня, пожалуйста.
С детства Марине незнакома была забота. «Возможно, именно так она и проявляется, — думала она. — Не хочется отталкивать человека, который так обо мне заботится».
Она нерешительно подняла руки и обняла его в ответ.
— Я хочу приготовить тебе на завтрак что-нибудь необычное, — сказал Антон, отодвигаясь, — пойдёшь со мной в магазин?
— Угу.
Курение называют вредной привычкой. Но если докапываться до терминологии, то любая зависимость и есть вредная привычка. Только слово «зависимость» звучит как-то страшно, болезненно, смертельно. Его почему-то не произносят, когда говорят про бизнесменов с сигарой в руке, про девушек с тоннами одежды по всей квартире, про религиозных фанатиков, про весёлых завсегдатаев казино. Зависимость может быть любой. От сладкого, от адреналина, от порно, от людей. Но никто не говорит об этом вслух.
Большинство зависимостей — психологические. И чаще всего к ним склонны люди, которые любят систематичность. Марина всю жизнь неосознанно создавала для себя определённый порядок одних и тех же действий. Как только она исключала какой-то ритуал, на его место сразу приходил новый.
Например, когда Марина сильно отравилась, она начала мыть руки каждые полчаса. Тем самым стерев полностью липидный слой кожи и заработав дерматит. Пытаясь его вылечить, она обмазывалась с ног до головы всевозможными кремами и добилась сильнейшей аллергии.
Однажды попробовав заглушить отвратительный вкус еды майонезом, она начала лить его в каждое блюдо, пока не убила поджелудочную.
В борьбе с гайморитом для возможности дышать она капала в нос сосудосуживающие капли до тех пор, пока истончённые сосуды не полопались.
Чувствуя себя неудачницей, она стала курить после каждой завершённой задачи, получая таким образом микронаграду. Спустя годы она курит подряд две-три штуки, убеждая себя в чём попало: «Вот это я молодец».
Сейчас Марина привыкла к Антоновым эмоциональным качелям. Привыкла видеть его раскаяние после очередного всплеска агрессии. Привыкла к его извинениям в виде широких жестов.
Привычка — самая трудноизлечимая зависимость.
Марина взяла сигареты с подоконника и подошла к мусорке. Она постучала пачкой по ладони, огляделась и перешла в ванную. Почистив зубы, посмотрела в зеркало сквозь себя.
— Ну ты скоро? Я тебя жду, — крикнул Антон.
— Иду, — ответила Марина, запихнула пачку сигарет в ящик с прокладками и закрыла за собой дверь.
* * *
Марина всегда старалась следить за модой. Вот и сейчас на ней были узкие джинсы с низкой посадкой, открывающие живот, и облегающая розовая кофточка с рукавами три четверти и глубоким вырезом. Она восхищённо любовалась своим отражением.
— Ты пойдёшь в этом? — Антон пристально сканировал девушку.
— Да, — ответила та. — А что не так?
— Мы идём в магазин, а не на подиум. По-моему, это уже слишком.
— Сейчас все так ходят, не сходи с ума.
— А, то есть моё мнение уже не важно. — Он отвернулся.
— Я не это имела в виду, — растерялась Марина. — В магазин надо обязательно ходить в обносках?
— На улице уже зима. Хочешь цистит заработать?
— Ну что ты как старый дед. — Марина цокнула и закатила глаза.
Антон промолчал, но на его лице выступало явное недовольство. Марина сжалась, ей стало неуютно в своей одежде, но переодеваться она не стала — не хотела выглядеть послушной девочкой.
— Пойдём, я тебе кое-что покажу.
Антон мягко потянул Марину за собой. Они вышли на балкон.
— Как думаешь, если ты пойдёшь в таком виде, ты замёрзнешь? — Когда он заговорил, от его дыхания пошёл пар.
— Ну я же ещё куртку накину. — Марина поёжилась.
Антон разочарованно сжал губы, шагнул назад в квартиру и закрыл балконную дверь, опустив ручку. Марина непонимающе нахмурилась.
Она оторопело наблюдала за тем, как Антон развернулся и зашагал прочь из комнаты так обыденно, будто на балконе никого не было, будто так всё и должно быть.
В какой-то момент ей и самой показалось, что это всё неправда, что это глупо даже представить и что на самом деле она не стоит ни на каком балконе. Босиком, одетая в лёгкую кофточку. В декабре.
Марина ещё несколько минут стояла неподвижно. Не моргая и затаив дыхание, она уставилась в дверной проём комнаты, словно собака, которую хозяин оставил у входа в магазин. «Он же сейчас вернётся, — думала она. — Вот сейчас. Или сейчас…»
Девушка вернулась в реальность, только когда почувствовала, как заледеневшая плитка обжигает холодом её ступни. Она начала осматриваться в поисках предмета, на который можно сесть. Наткнувшись на коробку с картошкой, она высыпала её содержимое на пол, сложила картонку несколько раз и постелила перед дверью, примостившись на ней и притянув к себе ноги. Марина не стала кричать и стучать в соседние окна — она же будет выглядеть как идиотка.
На балконе было не очень холодно, поэтому девушка замерзала постепенно, почти не замечая этого. Человеческое тело — чертовски умная штука: если к нему прислушиваться, оно всегда подскажет, что делать. Но этот навык был Марине недоступен, и она выбрала неправильную тактику, решив сохранять тепло, сжавшись в комок, вместо того чтобы генерировать его в движении. Она покорно сидела на картонке и неотрывно смотрела в дверной проём, растирая замёрзшими пальцами рук замёрзшие пальцы ног.
От пронизывающего холода девушка начала слабеть. В каком-то фильме она видела, что в психбольнице подобным способом успокаивали буйных пациентов: замуровывали голых в холодной ванне со льдом. При таком резком охлаждении работа всех органов начинает замедляться — организм старается сократить расходы тепла, чтобы сохранить жизнь (умный, зараза!), — соответственно, сердцебиение, пульс и дыхание тоже замедляются, и человек становится вялым, что в переводе с «врачебного» означает спокойным.
Марина тоже стала спокойной. Настолько, что позволила себе прислониться открытой поясницей к ледяной балконной двери. Она не почувствовала разницы температур: её кожа уже слишком остыла.
Прошёл час, или два, или двадцать, прежде чем дверь распахнулась, и Марина ввалилась в комнату. Она неподвижно лежала и физически не могла встать, да ей и не хотелось — линолеум был такой тёплый!
Горячие руки Антона подхватили её и отнесли в ванную комнату, наполненную тёплым влажным паром. Он опустил девушку в ванну с тёплой водой, не отпуская и не раздевая её, и спросил:
— Не горячо?
Марина отрицательно промычала. На её лице появилось выражение блаженства от обволакивающего её тепла. Она обхватила мужские руки и уткнулась в них холодным лицом.
Высвободив одну руку, Антон погладил Марину по голове, взял душ и стал поливать девушку сверху, чтобы ей было ещё теплее. Та довольно замурлыкала.
— Я не хочу, чтобы ты заболела, — проговорил Антон, — я люблю тебя и забочусь о тебе. Ты это понимаешь?
— Угу. — Марина кивала, улыбалась и прижималась к его рукам.
Спустя некоторое время молодые люди сидели в комнате и пытались делать вид, будто ничего не произошло. Антон первым нарушил тишину.
— Просто объясни, для кого ты наряжаешься?
— В каком смысле?
— Ради меня не надо идти на такие жертвы, для меня важнее, чтобы тебе было тепло.
— Я одеваюсь так, как мне нравится, ни для кого.
— Я не дурак и прекрасно знаю, для чего девушки надевают подобные наряды. — В словах Антона начало ощущаться раздражение.
— Значит, ты очень плохо знаешь девушек. — Марина почувствовала опасные ноты в его голосе. Повисла пауза.
— У тебя кто-то есть?
— Чего?! — Марина возмущённо подскочила. Антон резко усадил её обратно.
— Для каких мужиков ты наряжаешься? — заорал он.
— Ты больной! Каких ещё мужиков?!
Их перепалку прервал телефонный звонок. Оба перевели взгляд на экран Марининого телефона.
«Илья».
Глава 8. Илья. Вторник
Сегодня у Ильи в клубе выходной, но сменщик попросил его выйти на пару часов. В остальном вечер будет свободен. Он с нетерпением ждал, когда закончится рабочий день в офисе, потому что хотел поскорее увидеться и поговорить с женой. Звонки она сбрасывала.
«Занята».
«Успех?»
«Да, закупили немного косметики, попробую сегодня поработать».
«Во сколько будешь дома?»
«Вечером».
Илья посмотрел на последнюю СМС от Дианы и задумчиво постучал по экрану телефона. Он не хотел себя накручивать, поэтому, как и всегда в таких случаях, с головой ушёл в работу.
Илья, как и Марина, постоянно носил маску жизнелюбивого человека. Они были похожи. Их любили за то, что они одинаково заражали окружающих своей улыбкой и оптимизмом. И так же одинаково в их душах была пустота.
— Алло, — раздался дрожащий женский голос в трубке.
— Привет, красотка! Ну что, обсудили?
Послышалось напряжённое молчание.
— Приём?
— Да, да, я слушаю.
— Я говорю, с Дианой обо всём договорились? Денег хватило или ещё нужно дать?
— Э-э-э… Что?
— Очнись, — Илья усмехнулся, — каталог косметики, моя жена…
— Я не понимаю, о чём ты, — голос у Марины был на редкость убедительным.
— Диана к тебе приходила?
— Нет, а должна была?
Илья не ответил и нажал отбой.
Работая на двух работах, Илья хотел заработать как можно больше. Вдобавок к этому он пытался отвлечься от навязчивых и разрушающих его мыслей. Поэтому и в баре, и в офисе он выкладывался на тысячу процентов.
В благодарность за активную деятельность в офисе фотография Ильи часто оказывалась на доске «Сотрудник месяца». Помимо морального поощрения, Илья почти каждый месяц получал премию. Он любил деньги, но ему постоянно казалось, что их всегда недостаточно, что нужно ещё немного.
Несколько месяцев Илья и ещё трое коллег, включая Макса, работали над одним проектом. Руководство поставило задачу закончить его до Нового года. Благодаря неиссякаемой энергии Ильи, проект был готов на месяц раньше.
Нельзя сказать, что остальные из команды ничего не делали, но ведущим в этой упряжке был именно Илья. Несмотря на это, премию за работу выплатили всем.
Когда Макс вошёл к нему в кабинет, Илья сидел за столом, уставившись в свой телефон. На мгновение выражение его лица показалось Максу траурным. Заметив коллегу, тот поднял глаза, и вся мрачность испарилась: он продемонстрировал свою фирменную улыбку.
— Макс! Отлично поработали. — Илья всегда разговаривал, изображая приподнятое настроение.
— Это точно, — засмеялся Макс, — премия никогда лишней не бывает.
Илья с улыбкой кивнул.
— Ходят слухи о твоём повышении, — сказал Макс. — Представляю тебя в крутом костюме, сидящего в дорогом директорском кресле.
— Да, слышал краем уха, — пожал Илья плечами, — но так и не понял, что это значит. В нашем филиале все высшие должности заняты.
— Так и есть. Но в нашей стране есть город повыше, — подмигнул Макс.
— Ой, — отмахнулся Илья.
Они рассмеялись.
— Пятница в силе?
— Обижаешь!
Оставшееся рабочее время пролетело незамеченным. Придя домой, Илья мгновенно вернулся к своей тошнотворной закулисной жизни. Он позвонил Диане.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Он с трудом заставил себя переодеться в барменскую одежду. У него не было никакого желания улыбаться, но подвести коллегу он не мог.
Дорога от дома до клуба лежала через сквер Уральских Добровольцев. Каждый раз, когда Илья проходил по нему, он старался отвлечься на красоту окружающего мира. Конечно, летом сквер был очарователен, а осенью и вовсе превращался в череду разноцветных красок — невозможно не любоваться. Сейчас же почти вся листва опала.
Когда всю жизнь ешь изысканные блюда, перестаёшь замечать их потрясающий вкус. Когда всю жизнь живёшь в одном городе, вся его красота остаётся не замеченной. До тех пор, пока кто-нибудь из другого города не скажет: «Как у вас тут красиво!»
У нас действительно красиво. Жаль, что со временем перестаёшь обращать на это внимание.
У барной стойки сидела черноволосая женщина.
— Я уж не надеялась, что ты придёшь, — сказала она, бултыхая трубочкой в стакане.
— Сегодня не моя смена, я только на подмене пару часов, — ответил Илья, перевоплощаясь в жизнерадостного человека.
— Значит, сегодня освободишься пораньше? — игриво спросила женщина. — А то в прошлый раз я что-то тебя не дождалась…
Илья опустил глаза и усмехнулся. Он знал, как расположить к себе таких одиноких голодных женщин. Она отодвинула от себя пустой стакан и сказала:
— Посоветуй мне какой-нибудь коктейль.
— Какие есть пожелания?
— Мм… Не сильно крепкий, — проворковала она, — но желательно такой же сладенький, как ты.
По её лицу плавала сальная ухмылка. Кожу вокруг губ и глаз избороздили множество мимических морщин. Складки кожи на руках и шее казались лишними. Как будто раньше она была полной, а потом резко похудела. Она раздевала Илью глазами и всем своим нутром предлагала ему делать то же самое. Илья на секунду представил голый скелет, обтянутый кожей не по размеру. Его чуть не стошнило.
— Могу предложить «Секс на пляже», — подыграл он ей.
— Мне кажется, сейчас холодновато для наших пляжей, — сказала женщина. Она явно была довольна собой и своим остроумием.
Илья молча улыбнулся. Эту шутку он слышал ещё от своей бабушки. И спровоцировал черноволосую на неё, чтобы поднять ей самооценку. Воистину настоящий психолог.
Домой ему пришлось уйти через чёрный ход.
* * *
Ночью Илья спал плохо, поэтому звук поворачивающегося в замке ключа он услышал сразу. «Слава богу, живая». Он прислушался и понял, что Диана осталась стоять в коридоре, в темноте. Когда он вышел к ней, она сползла на пол по стене и, заметив его, заревела белугой.
— Прости…
Илья присел на корточки напротив неё. Она закрыла лицо руками.
— Ты мне изменила?
Девушка замотала головой. Илья помассировал переносицу, сел рядом с ней и положил её голову к себе на колени. Диана рыдала, сотрясаясь всем телом.
— Я дура… Я такая дура! Зачем я это сделала? — её лепет с трудом можно было разобрать.
— Ничего, те деньги не такая уж большая сумма, чтоб делать из этого горе, — попытался успокоить её Илья. Но Диана его не слышала.
— Я просто скотина, я порчу тебе жизнь, я не должна жить, это МЕНЯ надо было убить… — она захлёбывалась слезами.
Илья нахмурился. Но когда он понял, о чём идёт речь, успокаивающих слов не нашлось: он переживал за это не меньше неё. Поэтому просто гладил её по голове, сжав зубы.
— Я не хочу… Нет… Нет… Нет… — шептала девушка.
— Что? — допытывался Илья.
— Я не хочу жить, — обрушила она на него признание, — не могу… Не должна.
Илья прислонился затылком к стене и зажмурился. За последнее время на него свалилась приличная куча дерьма. Каждый день он думал, что больше сил у него не осталось, но позже брал себя в руки, и находилось ещё немного. И ещё чуть-чуть. И ещё. Вы даже не представляете, как много человек способен сделать, если будет уговаривать себя вот на это «ну ещё чуть-чуть».
Слона нужно есть по кусочкам. И если настроить свой мозг на такой принцип работы, то получится сделать невозможное. И даже если у тебя совсем не осталось сил в запасе… уж чуть-чуть-то найдётся?
Мозг способен творить невероятные вещи. Он умеет стабилизировать или даже полностью восстанавливать организм. Его основная функция — помогать выжить в любых условиях.
Если тебе нужно спасаться бегством, он впрыскивает в кровь адреналин, который заставляет тебя бежать быстрее.
Если ты столкнулся с горем, он генерирует окситоцин, который успокаивает нервную систему и избавляет от тоски.
Если тебе нужно родить человека и при этом не умереть от боли, он подкидывает немного эндорфина, который притупляет сильную боль.
Волшебная штука, что и говорить. Всегда придёт на помощь, если что-то идёт не так. Но, к сожалению, иногда в самой этой штуке что-то идёт не так, и тогда ты проваливаешься в такую глубокую и тёмную яму, из которой самостоятельно получится выбраться только посредством суицида. Потому что заглушить тревожность, боль, страх и остальные пожирающие тебя чувства становится невозможно.
Здоровому человеку с этими эмоциями помогают справиться природные нейролептики, но если механизм, синтезирующий их, сломан, тогда…
«Добро пожаловать в мою жизнь, опиаты!»
В качестве болеутоляющего опиум применялся ещё в Древней Греции. Его успокаивающее действие ни для кого не секрет. Вот только про зависимость от него стали говорить намного позже. Морфин — главный и первый полученный в чистом виде алкалоид — был открыт ещё в начале девятнадцатого века. Булгаков один из первых подробно описал свой опыт зависимости в рассказе «Морфий», написанном в виде дневника.
Но вот в чём загвоздка: в то время, когда морфин широко применялся в больницах для снятия физической боли, излечившиеся пациенты не приобретали зависимость от него. А вот те, кто старался им заглушить душевную боль, прикрываясь физической, — как, например, сам Булгаков — моментально становились его заложниками. Потому что больную ногу можно отрезать и жить дальше. А исцелить больную душу удаётся лишь единицам. Остальные попадают в психологическую зависимость от того, что эту боль облегчает.
В этом вечном круговороте человек не живёт, а существует. Психологическая зависимость — одна из основных причин, по которой в девяностые годы по России прокатился героиновый бум. Многие просто существовали и потому так сильно хотели уйти от реальности. Но если называть вещи своими именами, эти люди просто не хотели жить. Или не могли. Или считали, что не должны…
Диане нужна помощь. И одними лекарствами тут не обойтись. Её зависимость явно не спонтанная. И то, что вылезло наружу, уходит корнями куда-то очень глубоко.
* * *
Когда буря утихла, они перешли на кухню. Илья сел напротив жены и задумался, упёршись губами в кулак. Диана тихонько всхлипывала.
— Так больше продолжаться не может, — голос Ильи не выражал никаких эмоций.
Диана кивнула:
— Мне очень плохо…
Когда ты слышишь это от любимого человека, тебя разрывает на куски. Ты готов отдать свою душу кому угодно, лишь бы спасти его. Твои проблемы уходят на второй план, а голова занята только мыслями о том, как облегчить его страдания.
Как же повезло тем людям, которые напрочь лишены эмпатии! Живёшь себе спокойно, переживаешь только за себя. Да, может, окружающие и считают тебя жестоким и эгоистичным, но и на это тебе плевать. Не жизнь, а сказка! Илья всегда хотел быть именно таким. Но ему не удавалось заглушить свой радар, улавливающий чужие эмоции. А боль родного человека была для него больнее своей.
Тяжело смотреть, как кто-то рядом с тобой занимается саморазрушением. Неважно, осознанно или нет. Невольно начинаешь вытаскивать человека из этого состояния, не замечая, что этим разрушаешь себя.
В среду утром Илья нашёл контакты ближайшей наркологической клиники.
— У меня перед работой есть немного времени. Давай я тебя провожу.
— Мне надо ещё собрать вещи. Не хочу торопиться. Да и тебя позорить не хочу…
— Я пойду с тобой, вещи помогу донести.
— Тут идти двадцать минут. Я справлюсь.
— Хорошо. Возьми такси. Вот деньги. Доплатишь за более комфортные условия. Я обо всём договорился. Как только разместишься, позвони.
Диана обречённо кивнула. Илья поцеловал её в лоб и поехал на работу. По дороге в офис он молился, чтоб лечение помогло.
Весь день Илья был как на иголках. Прошло уже несколько часов, а Диана так и не позвонила. Он был уверен, что её телефон снова недоступен, но для галочки всё же набрал ей. Когда ему ответил робот, Илья не удивился.
К концу рабочего дня он не выдержал и позвонил в клинику. Назвав данные жены, он услышал в ответ, что такая к ним не поступала.
Вся кровь опустилась вниз и как будто ушла под землю. Илья наконец осознал, что, снова дав жене деньги, он во второй раз собственноручно подтолкнул её к могиле. И никто не знает, какое расстояние до неё осталось…
Заставлять себя быть лёгким и улыбчивым барменом становилось всё сложнее. Но клубная атмосфера затягивала, и, когда Илья становился за барную стойку, само место давало ему новый прилив сил.
Он начал медленно рассматривать посетителей, пытаясь зацепиться за чужую жизнь, чтоб на время отключиться от своей. За столиком в зале сидел одинокий мужчина в приличном костюме, с дорогими часами на руке и широким золотым перстнем. Его лицо Илье показалось знакомым. Он шарил по нему глазами, пытаясь вспомнить, где же мог его видеть.
И вспомнил.
* * *
Лет восемь назад в нашем городе начали строить торговый центр. Никто не знает, что произошло, но стройку забросили. Быть может, не хватило финансирования. И теперь там собирались всякие маргиналы. Порядочные люди — такие как Илья — обходили эту Заброшку стороной. Периодически в местных новостях мелькала информация о том, что там нашли очередной труп. И никто этому не удивлялся. Лишь гадали, что было на этот раз: поножовщина, передозировка или суицид.
Однажды Диана сказала, что должна кому-то денег. Сумма была небольшая, поэтому Илья не стал спрашивать за что. Его смутило только то, что человек, которому нужно было их передать, ждёт её на той самой Заброшке. Понимая, что это может быть опасно, он решил пойти с ней.
Илья всегда обходил Заброшку по параллельной улице и видел её только издалека. Когда они подошли ближе, он облегчённо выдохнул: человек, который их ждал, стоял у входа, а значит, внутрь заходить не придётся.
Увидев его, Диана ускорила шаг, давая мужу понять, что подойдёт она одна. Илья остановился и стал наблюдать за их переговорами, стараясь не смотреть по сторонам.
— Совсем уже охренел, сукин сын, средь бела дня! — раздался голос за его спиной.
Илья вздрогнул и напрягся, но оборачиваться не стал. «Класс! Не хватало ещё огрести мимоходом», — подумал он.
— Позоришь меня… Я тебя в дурку сдам! — продолжал голос, приближаясь.
Илья понял, что это адресовано не ему, и, расправив плечи, непринуждённо посмотрел вдаль, делая вид, что у него просто назначена здесь встреча. И что он глухой.
— Хоть бы мать пожалел, гадёныш…
Мельком Илья увидел, как какой-то мужчина, выходя из Заброшки, тащит за шкирку подростка, едва державшегося на ногах. Переступая через обломки стройматериалов, на каждом шаге парень спотыкался и выражал своё недовольство тупым мычанием. На вид ему было лет шестнадцать. Мужчина грубо затолкал парня в припаркованную машину и со всей дури захлопнул дверь. Сев на водительское место, он двумя руками стукнул по рулю. На левой руке блеснули дорогие часы и золотой перстень.
* * *
Мужчина сидел за столиком один и явно никого не ждал. Он обхватил стакан ладонями и угрюмо смотрел в него, пытаясь найти на дне утешение.
«Как я тебя понимаю, старик», — подумал Илья.
Неизвестно, что тяжелее: когда наркотики захватили твою жену или когда в них тонет твой сын.
Илья невольно подумал о своём сыне. Он, наверное, уже умеет говорить. Интересно, что бы он ему сказал?..
— А-а-а-лё! — полный лысый мужчина в кожаной куртке пощёлкал пальцами перед лицом бармена. — Меня здесь обслужат или как?
— Как только я закончу с предыдущими заказами, сразу приступлю к вашему, — ответил Илья.
— Я не понял, — развёл руками мужчина, — сколько мне ещё ждать?!
— Как видите, на баре я один. И у меня всего две руки, — парировал Илья.
— А меня это не волнует, я здесь плачу деньги! — взревел посетитель.
— Как и все остальные.
— Это кто тебя учил так с клиентами разговаривать, пацанёнок? Я клиент, а ты обслуга. Так обслужи меня!
Илья со звоном поставил шейкер на стол и, нахмурившись, уставился на посетителя. Он был готов набить ему морду. Ещё секунда, и он налетел бы на него, разнося всё вокруг.
Но тут из другого конца зала ему махнул администратор. Илья перевёл на него взгляд и разглядел, как управляющий сжал губы и чуть заметно дёрнул головой, мысленно посылая Илье под дых.
Илья не хотел терять работу. Он с силой сжал челюсти и посмотрел себе под ноги.
— Прошу прощения, — пробурчал он. — Могу я предложить вам напиток за счёт заведения в качестве извинения?
— То-то же. — Посетитель удовлетворённо откинулся на спинку стула. — Совсем распустились.
Не всегда посетители в баре — приятные люди. Но даже таким кадрам Илья был рад: всё-таки злость заставляет вылезать из зыбучих песков.
Снова переведя взгляд на мужчину с золотым перстнем, Илья сочувственно сжал губы. Тот одной рукой постукивал телефоном об стол, а другой — тёр глаза, пытаясь скрыть предательски проступавшие слёзы.
Илье захотелось сесть с ним рядом и молча напиться, как это делают старые знакомые, объединённые общим горем. Дождавшись более-менее спокойного момента, он вытащил с полки бутылку виски, подошёл к мужчине и тихонько поставил её на стол.
— За счёт заведения, — сказал он и удалился.
Мужчина с золотым перстнем смотрел бармену в спину с недоумением.
Всю оставшуюся смену Илья мысленно возвращался к нему, чтобы не погружаться в свои переживания. Он чувствовал, что болото, в котором увяз его товарищ по несчастью, мрачнее и глубже, чем его собственное. Вместо того чтобы отвлечься от переживаний за свою жену, Илья добавил к ним переживания за чужого сына. Хреновая оказалась тактика. Чёртова эмпатия!
Илья пришёл домой под утро в надежде поспать пару часов до работы. Не успел уснуть, как пришла Диана. Точнее, приползла. Выйдя в коридор, Илья не мог понять, как в таком состоянии она вообще дошла до дома.
Диана распласталась в дверном проёме — видимо, целиком заползти в квартиру сил у неё не хватило. Она лежала на спине, постанывая и сотрясаясь мелкой дрожью, и начала блевать. Илья кинулся переворачивать её на бок. Судороги усилились, и Илья перепугался не на шутку.
— Я звоню в скорую!
Услышав это, Диана замахала руками. Ища телефон, Илья пытался придумать, что же говорить диспетчеру. Он не хотел признавать, что у его жены передозировка, но ещё больше ему не хотелось услышать это от других. Он представил их осуждающие взгляды и брезгливые лица. Его затошнило.
Он постучал телефоном по ладони, глядя на Диану, и положил его на стол. Нет, он не мог этого сделать. Он оценил её состояние и решил, что она оклемается без врачей. А может, он так оправдывал своё нежелание позориться перед людьми. Он понимал, что врачи скорой видели всякое, но не хотел, чтобы кто-то знал, что он живёт с наркоманкой.
Когда называешь вещи своими именами — пусть и мысленно, — становится противно от самого себя.
Всю ночь Диана ворочалась и стонала. Но Илья не спал не из-за этого. Он перебирал в голове обломки своего идеального мира. Он не знал, что дальше делать, и был готов опустить руки.
Родители воспитали Илью так, что он никогда не притрагивался ни к любого рода наркотикам, ни к сигаретам, даже спиртное старался не пить. Он считал, что люди, которые злоупотребляют чем-либо, подсознательно не хотят жить. Они не умеют получать удовольствие от жизни, им просто неинтересно. Ему не хотелось думать, что его жена в таком молодом возрасте уже потеряла всякий смысл жизни. Она прекрасно понимала, что наркотики приближают человека к смерти со скоростью военного боинга, но ничего с этим не делала. Казалось, ей было всё равно, умрёт она или нет. А Илья не мог ничего с этим сделать. И его распирало от горя.
Впервые за долгое время ему захотелось плакать. И кричать. Но он не мог себе этого позволить.
Глава 9. Макс. Среда
Вчерашний вечер максимально вымотал. На мне нет живого места. Я был удивлён и несказанно рад, что после удара трубой все мои зубы остались целы. Чего не скажешь о моих часах.
Во мне зудела неприятная мысль, что кто-то из рамилевских придурков мусорнётся, и тогда кто-то из наших — сядет. Мне, знаете ли, не хотелось, чтоб это был я. Но ещё больше мне не хотелось всю оставшуюся жизнь шкериться как крыса по углам. Тем более таскать с собой по этим углам маленького невинного крысёнка…
Я старался не думать о произошедшем. А что, собственно, произошло? Ничего, я вчера спокойно ночевал дома. Так ведь?
Я посмотрел на себя в зеркало. М-да, в таком виде будет сложно строить из себя прилежного работника. За моей спиной на беззвучном режиме подкрадывалась сестра. Я обернулся. Она замерла и стала разглядывать меня.
— Что с твоим лицом?
Знаете, есть такой негласный пацанский кодекс. Что бы с тобой ни случилось, как сильно бы тебя ни отмудохали, ты всегда должен отвечать:
— Упал.
Она насмешливо фыркнула. А я и не соврал.
* * *
Бывали такие дни, когда никому из нас не хотелось никаких приключений. Тогда мы просто приходили на Пирс, рассаживались в домике и пили. Точнее, напивались. Матвей накуривался.
Неделю назад, в один из таких дней, Близнецы в очередной раз спорили. Я, как обычно, задумался и не успел уловить суть спора.
— Потому что это полная херня! — Глеб ударил кулаками по столу.
Я от неожиданности вздрогнул.
— Братиш, не кипятись. Я просто думал, ты со мной. — Матвей обиженно откинулся на спинку стула.
— Не гони, ты просто хочешь спихнуть всё на меня!
Я молчал и заинтересованно переводил взгляд с одного спорщика на другого. Услышав шум, Док бросил свои дела и подошёл к Близнецам. Я остался на месте.
— В чём дело? — твёрдый голос Дока требовал немедленного объяснения.
— Матвей предложил угнать тачку! — доложил Глеб.
Мы с Доком уставились на Матвея. Тот раздражённо закатил глаза.
— Да не угнать. Она там стоит уже несколько месяцев, видно брошенная. Если мы её возьмём, никто даже не заметит.
— Ты дебил?
— Слышь! — Матвей пихнул брата в плечо.
Между ними снова проскочила искра злости. Глеб дёрнулся в сторону брата, но Док обрубил:
— Заткнулись.
Все тут же замолчали и покорно посмотрели в его сторону. Док поинтересовался:
— Подробности есть?
— Я залезал в неё пару дней назад, в ней никаких признаков жизни. Она стоит на одном месте уже больше трёх месяцев, — затараторил Матвей.
Док повернулся ко мне в раздумьях. Его глаза блестели. «Чё думаешь?» — кивнул он мне. Я старался сохранять хладнокровие. А внутри визжал от восторга, что Док спрашивает моё мнение по такому важному вопросу. Всего один едва заметный жест — и моя самооценка взлетает до небес.
Пока я ликовал, Док уже сам принял решение и повернулся обратно к Близнецам.
— Ну лишней не будет, — констатировал он. — Она на ходу?
— Да! — подскочил Матвей. — Я давно уже на неё глаз положил. Просто у меня прав нет.
— Просто ты зассал, — вставил Глеб.
Матвей цокнул. Док усмехнулся:
— По-твоему, если менты остановят тебя на ворованной тачке, то их будет волновать наличие у тебя водительских прав?
По компании прокатился смешок, напряжение спало. Я сказал:
— Короче, давайте я.
Все замолкли и повернулись в мою сторону.
— В натуре? — Матвей просиял.
Я пожал плечами. Док расплылся в улыбке и кивнул.
— Вот это по-нашему.
Матвей обрадовался, что ему, в случае чего, не придётся отвечать за угон. В нашей компании вообще никто не любил брать на себя ответственность, но разве это не естественно для любого человека? Док отвечал за многое, но лишь потому, что он считался вожаком этой стаи. Когда я брал что-то на себя, Док мной восхищался, и его одобрительный взгляд действовал на меня лучше всякой похвалы. Все хотели угодить ему, но я видел в этом практически смысл жизни.
Когда совсем стемнело, Матвей взял сумку с какими-то инструментами и подошёл ко мне:
— Ну чё, погнали?
На нервной почве у меня вспотели ладони и заболел живот. Сейчас?!
Я молча встал с кресла, и мы отправились за машиной. Оказавшись на месте, мы минут двадцать ходили кругами, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей. Тачка действительно выглядела как давно брошенная: я даже засомневался, что она заведётся. В моей голове мелькала мысль: «Чем я занимаюсь? Если бы мои родители были живы, они бы не пережили того факта, что их сын — уголовник». Обожаю раздувать из мухи слона.
Матвей подошёл к водительской двери, открыл её и сел в машину. Заметив, что я стою на месте, он изобразил жестом: «Чего ждёшь?», и я, ещё раз оглядевшись, засеменил к нему. Когда я подошёл к двери, мотор уже медленно тарахтел. Матвей вышел из машины и хлопнул меня по плечу:
— Не дрейфь.
Через десять минут мы были уже на полпути к Пирсу. Док и Глеб ждали нас там.
* * *
Я ехал по пустынной дороге и сильнее нажимал педаль газа. Было темно, и фары редких встречных машин слепили меня. Машина так быстро набирала скорость, что я чувствовал, как малейшее движение руки на руле моментально меняло направление автомобиля. Я вижу, как на полной скорости резко поворачиваю руль на девяносто градусов вправо. Машина мгновенно дёргается в сторону, переворачивается и по инерции начинает кувыркаться по дороге. За секунду она успевает сделать пять переворотов с колёс на крышу и обратно. Боковые стёкла разлетаются, и осколки вонзаются мне в голову. Я чувствую, как жжёт лицо. Чувствую, как ремень безопасности сжимает меня, пытаясь удержать в сиденье. Сквозь шум в ушах я слышу, как визжат тормоза и кто-то сигналит. Я чувствую, как металлический каркас автомобиля сдавливает меня со всех сторон. Рёбра и лёгкие сжаты, я не могу дышать…
Я моргнул. Передо мной всё та же дорога.
— Скоро будет поворот к Пирсу, — сказал Матвей.
* * *
На протяжении целой недели ребята восхищались этой машиной. Все четверо ходили вокруг неё, трогали, смотрели с разных ракурсов. Док проверял техническое состояние, осматривая на предмет повреждений и заглядывая под капот. Глеб на водительском месте настраивал зеркала под себя. Мы с Матвеем сидели на диване и пили, наслаждаясь своим успехом.
Спустя пару дней я пришёл на Пирс раньше всех. Машины не было.
У меня промелькнула мысль, что Близнецы могли просто взять машину и исчезнуть. Как-то неприятно. Через полчаса подтянулись Док с Глебом. Глеб взорвался бешенством.
— Я не понял, где тачка?! — Он всегда заводился с пол-оборота.
— Хороший вопрос. Я пришёл — уже не было.
Мы втроём переглянулись.
— Матвей появлялся?
— Нет.
— Вот гнида! — Глеб со всей силы ударил кулаком в дверь. — Увижу — убью.
Он схватил что-то первое попавшееся и с размаху швырнул в стену. Это «что-то» просвистело в десяти сантиметрах от моей головы — в последнюю секунду я успел увернуться. Док отошёл, чтоб не попасть под горячую руку. Глеб искал глазами ещё один подходящий для метания предмет. Его взрывной характер и внезапные приступы злости иногда вводили в ступор. Типичный холерик.
— Остынь. Дождёмся его и всё выясним, — Док старался поддерживать нейтралитет.
— Да не дождёмся! Свалил он! С моей тачкой!
— В смысле «с твоей»? — раздался голос снаружи.
Мы повернули головы: в дверях стоял Матвей. Глеб, с налитыми кровью глазами, набросился на него с кулаками. Я оторопел. Мне уже доводилось видеть Глеба в моменты пиковой ярости. Страшное зрелище.
* * *
Где-то полгода назад мы оказались в малознакомой компании. Близнецы сразу куда-то исчезли, Док отошёл с кем-то поздороваться. Я стоял в стороне у стены, наблюдая за всеми вокруг. Минут через десять моих молчаливых размышлений рядом со мной оказались два парня, бурно спорящих между собой. Когда они начали толкаться, один из них задел меня.
— А можно поаккуратнее? — Я был раздражён.
— Что-то не устраивает — отойди.
Во мне вспыхнула злость. Я попытался отпихнуть его от себя. Парень прижал меня рукой к стене. Из толпы донёсся голос Дока:
— Слышь, не трогай его!
Парень повернулся на голос, не отпуская меня. С другой стороны подошёл Глеб и оттолкнул его.
— Тебе сказали убрать руки. — Его глаза почернели.
К спору подключился второй парень и толкнул Глеба в спину.
— Не лезь не в своё дело.
Глеб как будто этого и ждал: он резко развернулся к нему и врезал костяшками в скулу. К этому моменту подоспел Док. Завязалась потасовка. Все четверо перемешались в один большой ком; хватали друг друга за одежду, толкались и махали ногами. Я убрался в сторону. Сзади подошёл Матвей.
— Что тут происходит?
— Те двое прицепились ко мне, наши заступились.
Матвей понимающе закивал, но продолжил стоять за моей спиной. Интересная штука: я всегда считал, что из Близнецов Матвей дорожит мной больше, чем Глеб, потому что мы с ним были на одной волне и почти никогда не спорили, но сейчас Глеб впрягся за меня не раздумывая, а Матвей всем своим видом показывал, будто мы не знакомы.
Когда я увидел на полу лужу крови, я понял, что драка вышла за пределы разумного. Подняв глаза на Глеба, я осознал, что тот себя уже не контролирует. Держась за стену, Глеб бил лежащего парня ногами. Его лицо выражало безграничную ненависть. От этого зрелища я оцепенел. Оно напомнило мне сцену из книги «Повелитель мух». По всей видимости, Док тоже решил, что это пора остановить. Он перестал махаться со вторым парнем, и они вместе начали оттаскивать Глеба.
Вокруг нас собралась толпа. Некоторые помогали успокоить нашего друга. Второй парень наклонился к первому и стал приводить его в сознание. Тот лежал безжизненно, ни на что не реагируя. Глаза его отекли, нос и губы разбиты, всё лицо покрывала запёкшаяся кровь. Я в ужасе смотрел на Глеба. Он впился глазами в жертву, дыхание как у разъярённого быка, руки, сжатые в кулаки, тряслись.
С ним определённо лучше дружить…
* * *
Когда я вернулся из этих воспоминаний в настоящее, Близнецы уже успокоились и сидели по разным углам: Глеб откинулся в кресле, нервно дёргая ногой и пытаясь испепелить взглядом брата; Матвей, не глядя в его сторону, сосредоточенно забивал косяк. Я выдохнул. Пока я нахожусь в компании этих отморозков, я будто сижу на пороховой бочке.
Всю ту неделю мы обкатывали нашу добычу, периодически собачась на тему того, кто сегодня за рулём. Док больше всех горел ездой, потому что гонял на мотоцикле сколько себя помнил, а год назад разбил его в хлам и долго не мог смириться со статусом пешехода.
* * *
Сегодня вечером я не поехал на Пирс: решил остаться дома с сестрой. Может, повлияли воспоминания, может, было стыдно перед Лесей — не знаю. Что-то во мне пульсировало: «Сейчас лучше держаться от Пирса подальше». Да и после той разборки я ещё не до конца оправился.
Ночью меня разбудил телефонный звонок. На экране высветилось короткое «Док».
— Дома? Выйди-ка на минуту. — Его голос показался мне слишком громким и бодрым.
Я посмотрел на часы. 3:45. Какого чёрта?
Встревоженный, я накинул куртку и вышел на улицу. У подъезда стоял Док, опираясь на капот нашей машины. Он сделал шаг в мою сторону, пошатнулся и снова прислонился к капоту.
— Что случилось?
— Поехали покатаемся, — сказал Док.
Интуиция подсказывала мне, что это не лучшая идея.
— У меня сестра одна дома, и на работу завтра.
Он поднял глаза на меня, но его взгляд не фокусировался.
— У тебя есть сестра? Симпатичная?
— Ей десять лет, — отрезал я.
Он поморщился. Я молчал.
Док начал тереть ладонью свои покрасневшие глаза. Я понял, что, кроме алкоголя, в его крови было что-то ещё. За все годы знакомства я всего пару раз видел Дока под чем-то. Он даже почти никогда не напивался, всегда старался держаться трезвым. Я и в этом ему подражал. По крайней мере, в присутствии других людей.
Моё волнение начало зашкаливать. Я перебирал все возможные варианты причин такого срыва. Но даже близко не понимал, что с ним произошло.
— Короче, по ходу, ты не рад меня видеть. Поеду тогда покатаюсь один.
Он развернулся к машине и стал дёргать ручку, пытаясь открыть дверь.
— Может, лучше пешком пойдёшь домой? Тачку я завтра пригоню на Пирс.
Док фыркнул.
— Я на колёсах передвигаюсь лучше, чем на ногах. — Он сел за руль и махнул рукой в открытое окно. — Чао!
Автомобиль с визгом ушёл в точку.
После этих слов волнение во мне откатило. Док действительно тысячу раз ездил на мотике — и трезвым, и нет, — пока не раскурочил его, и что может случиться в тысячу первый, если даже в той аварии ему удалось отделаться лишь незначительными ссадинами? Я решил, что мне надо меньше накручивать себя на ровном месте, вздохнул с облегчением и отправился домой. Завтра всё же приду на Пирс и попробую обсудить это с пацанами. И зачем я вечно настраиваю себя на негатив по любому поводу? Возможно, поэтому меня мучают кошмары и странные образы. Переживания за Дока испарились, и я впервые за долгое время крепко проспал всю ночь, не видя никаких снов.
* * *
На следующий день я узнал о его смерти.
Сказать, что в тот миг моя жизнь закончилась вместе с его жизнью, — слишком мелко. Не буду опускаться до этой банальщины.
Но знаете, вот это гниющее ощущение, от которого никак не можешь избавиться… Оно разъедало меня, подобно серной кислоте. Я сгорал заживо. Гореть живым — самая адская боль на свете. Правда-правда, спросите у ведьм из восемнадцатого века.
«Не справился с управлением». Что это вообще за фраза такая? Как будто за ней скрывается плачущий трёхлетка со сломанным радиоуправляемым вертолётиком в руках. И перед глазами не всплывают картины смятого гармошкой железа, окровавленного битого стекла, горящих сидений, разноцветных разводов на асфальте и кусков человеческого тела, накрытых чёрными пакетами.
Когда я узнал про аварию, я не мог дышать — как будто нечем было: я не чувствовал наличие органов в грудной клетке. Мне казалось, что со стороны я выгляжу как персонаж из мультфильма, которого простреливают насквозь, и он под дурацкий звук просовывает руку через эту дыру. Ещё так забавно шевелит пальцами. И на этом моменте зрители смеются. А мне почему-то не смешно.
Очевидно, каждый день умирают сотни людей. Когда это малознакомый человек, мы удивляемся. Когда это человек близкий, мы не верим. И уж тем более не верится, что когда-то можем умереть и мы сами.
Полночи я бродил по улицам, сжирая себя изнутри различного рода мыслями. Я ненавидел себя. Меня разрывал тот факт, что Док мёртв, а я нет. Я мог остановить его, мог не дать ему уехать… Но я не сделал этого.
Несмотря на взрывной и непредсказуемый характер Дока, я всё равно чувствовал глубокую привязанность к нему. Иногда я задавал ему глупые вопросы просто для того, чтобы услышать его ответы. Он никогда не говорил «я не знаю», у него на всё было своё мнение. И, в отличие от меня, он не боялся его высказывать. Док каждый раз говорил что-то интересное. И его слова всегда брали за душу.
— Жалость — поганое чувство. — Док выдохнул дым в противоположную от меня сторону, несмотря на то, что я тоже курил. — С помощью него легче всего манипулировать хорошим человеком.
«Дзинь. Записано».
— Но быть безжалостным — это слишком жестоко, — растерялся я.
— Э-э-э, нет, — протянул Док, — жалость и сострадание — это не одно и то же. Умей различать.
Док неизменно удивлял меня своими умозаключениями, настолько простыми и логичными, что я удивлялся, как сам до этого не додумался.
Я винил себя в его смерти. Можно ли приравнять чувство вины к чувству жалости? Не знаю. Можно ли сострадать мёртвому человеку? Не знаю. Как теперь разобраться во всём этом без Дока? Не знаю…
В таких ситуациях он говорил: «Какой смысл искать виноватых, если это не поможет решить проблему?» Говорят, осознание проблемы — половина её решения. Но вот осознал я произошедшее, принял, что прошлого не вернуть, а… дальше-то что? Как избавиться от щемящего чувства пустоты? И что вообще делать, когда ты понимаешь, что у тебя больше нет человека, к которому можно обратиться за советом? У меня осталось так много вопросов. Но задать их больше некому.
Когда смерть проходит так близко, невольно задумываешься о тех, кого на самом деле любишь. Я думал о том, что из близких людей у меня осталась только сестра. У неё в свою очередь не было даже меня: я постоянно где-то пропадал. В последнее время я практически не появляюсь дома: то на работе, то на Пирсе. Леся больше не могла целыми днями сидеть с моей сестрой. Получается, всё это время она предоставлена сама себе. В свои неполные десять лет эта девчонка моментами вела себя взрослее, чем я. Как я такое допустил?
Придя домой, я в раздумьях рухнул на кресло в гостиной. На диване напротив зашевелилась мелкая — видимо, она хотела дождаться меня, но не смогла и уснула. Я смотрел на её спящее беззаботное лицо и слушал равномерное дыхание. Какого чёрта я делаю? Если со мной что-нибудь случится, она останется совсем одна. Я с таким трудом добился опекунства над ней; не хочется, чтобы она всё-таки оказалась в детском доме. Мать мне этого бы не простила.
В пятницу утром, отправив сестру в школу, я начал думать, куда бы нам с ней съездить на выходных. Я же пообещал! Пропустив один рабочий день, я терял бабки на два дня жизни. Такой роскоши я себе больше не мог позволить, потому всё же потащился туда.
Лицо ещё было покоцано, поэтому я старался особо не светиться перед коллегами. По привычке закатав рукава рубашки и слегка распустив галстук, я помогал Илье в его последний рабочий день здесь и одновременно пытался понять, что мне делать дальше. Может быть, мне удастся изменить свою жизнь, взяв что-нибудь из его. Илью переводят в Москву — значит, и у меня есть шанс выбраться из этой дыры. Насколько надо быть тупым, чтоб оставаться здесь? Мы просто сгниём, если ничего не изменим.
После смерти Дока я окончательно убедился в том, что меня ничего не связывает с Пирсом, со всем этим сбродом, с этими «мутками».
Вечером я дал задание сестре выбрать самой, как провести выходные. Пока я мыл посуду, она прыгала от восторга, накидывая идеи. В десятый раз размусолив в голове всё произошедшее, я написал Илье эсэмэску и решил больше никогда не появляться на Пирсе. Пора из двух жизней выбрать одну.
Глава 10. Марина. Среда
Отключив телефон, Марина медленно положила его на стол и подняла глаза на Антона. Тот прожигал её взглядом насквозь. Его кулаки были сжаты.
— Не похоже на женский голос. Я в магазин, а ты с мокрой головой сиди дома.
Оставшись в квартире одна, Марина не находила себе места. Повесив розовую кофточку и джинсы на сушилку, она принялась тереть волосы полотенцем и решила, что при первой возможности нужно купить сюда фен.
Антон долго не возвращался. Марина заползла на диван, завернувшись в одеяло, и то и дело бросала взгляд на часы. Они тикали слишком громко.
Когда он вернулся, негативный осадок уже улетучился. Антон подошёл к Марине. Он улыбался и прятал за спиной цветной картонный пакет. Марина вопросительно на него посмотрела.
— У меня для тебя подарок, — произнёс Антон, качая перед ней пакетом.
Марина сверкнула глазами и вылезла из своего кокона. Радостно переступая ногами, она вытащила из пакета атласное платье пудрового цвета.
— Извини, если обидел тебя. Я был не прав. Если моя принцесса любит красиво одеваться, то мне остаётся только баловать её новыми платьишками. Я хочу, чтобы ты пошла в этом со мной в кино.
Марина недоверчиво трогала приятную ткань.
— Оно же тонюсенькое, я замёрзну.
— Ничего, куртку накинешь. Ну примерь же, — попросил он.
Марина скинула с себя домашнюю одежду и надела платье. Перебросив волосы вперёд, она попыталась завязать лямки за шеей.
— Давай помогу, — подскочил Антон.
Марина, повизгивая, побежала к зеркалу. Платье сидело идеально. «И как он это делает?»
— Беги скорей назад, дай полюбуюсь своей красавицей! — донеслось из комнаты.
Марина вернулась со светящимся лицом.
— Спа-аси-ибо-о, — протянула она, крутясь перед ним.
— Ну что за прелесть, сам себе завидую.
Марина чуть согнула колени и игриво провела руками вдоль бёдер, покачивая ими.
— А теперь давай посмотрим, как быстро оно снимается, — прошептал Антон и потянул за верёвочку на шее.
Платье соскользнуло на пол.
* * *
Утро среды Марина начала со своего ритуала. Антон ушёл рано, и можно было спокойно достать пару сигарет из ящика в ванной и покурить в открытое окно на балконе. Единственное, что Антон точно не будет покупать, так это сигареты. На это ей нужно зарабатывать самой. Но, возможно, он прав, и действительно пора бросить.
На обеденном столе стояла накрытая крышкой тарелка. Рядом лежала записка.
«Доброе утро, милая моя! Ты так сладко спала, я не стал тебя будить. Я сделал тебе завтрак и оставил деньги в коридоре на полке. Не хочу знать, на что ты их потратишь, но чтобы к вечеру их не было. Надеюсь сегодня прийти домой и увидеть тебя в хорошем настроении, отдохнувшей и голенькой. Не знаю, во сколько точно я вернусь, но тебе нужно быть дома. Наплюй на работу, сегодня я объявляю для тебя выходной!»
Марина перечитала записку ещё раз и почувствовала странное ощущение в желудке. «Наверное, от голода», — подумала она и подняла крышку. На тарелке лежали жареные тосты с яйцом, овощами и красной рыбой.
Выходной — это, конечно, хорошо. Но Марина помнила, что помимо себя ей нужно заботиться ещё об одном человеке. И у этого человека заканчиваются лекарства.
Она достала бумажку с названиями и попыталась вспомнить, сколько потратила на них в прошлый раз. Антоновы деньги как нельзя кстати.
Марина пересчитала их и сунула в сумку. «Надо придумать, где хранить лишние, на всякий случай», — сказала она себе и вышла из дома.
Первым делом Марина направилась в аптеку, хотя её мысли полностью были захвачены работой. Всё же надо попробовать что-то найти.
— Мне нужны вот эти лекарства. — Она протянула бумажку в стеклянное окошко.
Продавщица — она же фармацевт, она же кассир — выдернула листок и стала разглядывать его, параллельно выковыривая языком что-то застрявшее в зубах.
Спустя минуту она вернула листок и ткнула пальцем в нитроглицерин.
— Вот этого у нас нет.
— А чем можно его заменить?
— Я похожа на врача? Идите в поликлинику, меняйте рецепт, — бросила она, отвернувшись.
Марина сделала глубокий вдох.
— Тогда дайте остальное.
Продавщица цокнула и ушла на склад. Бросив коробочки на стойку, она постучала по калькулятору и озвучила:
— С вас две триста восемьдесят девять.
«Нехило», — пронеслось у Марины в голове.
Она обошла ещё несколько аптек в округе, но нигде не было нитроглицерина.
Марина решила забежать к Лесе на пару часов. Она видела, как тяжело ей даётся одиночество. Как-то незаметно пара часов превратилась в целый день.
Уже темнело, и нужно было возвращаться домой, чтобы прийти раньше Антона. Он столько для неё делает, не хотелось его огорчать.
И всё-таки, выйдя от Леси, Марина решила заскочить в ресторан к старому знакомому.
— Какими судьбами, красотка?
— Нет времени на любезности, Лёш, есть работка для меня?
— Ого, я думал, ты уже не в том статусе, чтобы бегать между столами с подносом.
— Такие времена, брат, — улыбнулась она.
— Слушай, ну у меня сейчас мест нет, но я могу узнать у Марка, подождёшь минуту?
— Да, конечно, ты меня очень выручишь.
Лёша скрылся за дверью с надписью VIP.
Марина оглядела зал. Несмотря на то что сейчас середина недели и разгар рабочего дня, людей в нём было достаточно. От стола к столу скакали студенты в серых фартуках. Марина вспомнила, как от этих фартуков постоянно воняло. Нельзя было брать их домой, соответственно, годами их никто не стирал. От этого воспоминания у неё в носу появился запах трёхдневной жареной рыбы. «Лёша прав, — думала она, — это уже не мой уровень».
Дверь в VIP-зал открылась, и Лёша кивнул Марине, приглашая её внутрь. Здесь было значительно темнее, чем в основном зале, но, как только глаза привыкли, Марина смогла разглядеть присутствующих.
В качестве освещения по полу вдоль стен пролегали красные светодиодные ленты. Рядом с кожаными креслами стояли подставки с маленькими красными лампами. В дальнем углу зала подсвечивался небольшой пьедестал с вкрученным в него шестом. На самом большом диване сидел Марк с сигарой в зубах.
Его бесформенная дряблая туша растекалась на три посадочных места. По бокам от него теснились две полуголые девушки с заклеенными сосками. Одна из них гладила Марка по лысеющему затылку. Красный свет отражался от его сального лица. Он дышал так тяжело, будто его душат, хотя рубашка на нём была расстёгнута до пупка.
Марина решила не подходить ближе, чтобы никто не видел её лица, сморщенного от запаха пота. Марк молча курил и разглядывал её. Он с мерзкой улыбкой задерживал взгляд на её груди и бёдрах. Это длилось так долго, что Марине уже захотелось помыться. Марк облизнул губы и ткнул сигарой в её сторону.
— Танцевать умеешь?
Марина перевела взгляд на Лёшу. Тот пожал плечами.
— Я не…
— Ну покрутись, — перебил её Марк. Для убедительности он повертел сигарой в воздухе.
В голове у Марины пронеслось, что этот боров при каждом её движении представляет себя с ней в разных позах. Её лицо скривилось ещё больше.
— Я не думаю, что это хорошая идея.
— Не понял. — Он повернулся к Лёше. Тот снова пожал плечами. — Тебе работа нужна?
Этот вопрос Марина должна была задать себе, выходя из дома. «А нужна ли мне вообще работа, если у меня есть Антон?» Она ещё раз окинула взглядом VIP-зал, потную кучку жира на диване, переминавшегося Лёшу, уставившихся на неё девиц.
— Нет, — сказала она, отступая к выходу, — не нужна.
Марина вышла спиной вперёд: не хватало ещё, чтоб эти мерзкие глазки пялились на её зад. С чувством лёгкости она отправилась домой. И домой не к старухе, а к Антону.
Когда она вошла, вместо привычной ванили в нос ударил запах каких-то чистящих средств.
Она осмотрелась. Не было ничего подозрительного. Кроме того, что Антон не встретил её, хотя она точно знала, что опоздала и он пришёл раньше.
— Я искала лекарства для бабушки, — крикнула она.
Ответа не было. Марина прошла в ванную, помыла руки, подошла к кухне и замерла, затаив дыхание.
Кухня казалась слишком чистой: вся посуда убрана, полотенца висят по размеру, шкафчики сверкают, на полу ни крошки, а возле раковины ни капли воды.
Прямо по центру отполированного стола лежала смятая пачка сигарет.
— Чего стоим? Садись ужинать, — раздался голос за спиной.
Марина села на край стула.
— Без приборов справишься?
Марина уставилась на него, опустила глаза на стол и снова подняла на Антона.
— В смысле?
— Я подумал, с моей стороны некрасиво запрещать то, что тебе нравится, — заговорил он, приближаясь. — Если это так важно для тебя. Не хочу, чтобы у нас были тайны. Не хочу, чтобы ты пряталась, будто я какой-то монстр.
Антон ласково приложил ладонь к её спине.
— Я не понимаю…
— Прошу, не отказывай себе в удовольствии.
Марина хотела повернуться к нему, но он схватил её за шею, сжал стальными пальцами и наклонил голову к столу.
— Жри, — процедил он сквозь зубы.
Марина задёргалась, но ей не хватало сил вырваться. Свободной рукой Антон вытащил из пачки несколько сигарет и стал запихивать их ей в рот. Табак крошился, на языке чувствовался горький привкус. Марина пыталась его выплюнуть, но на вдохе сухие кусочки попали ей в горло, и она закашлялась. Воспользовавшись моментом, Антон взял ещё пару штук и решил протолкнуть их целиком. Марина почувствовала его пальцы во рту и сжала зубы.
Антон выругался и дёрнул её за волосы, спасая руку. Марина слетела на пол и, встав на четвереньки, стала выкашливать коричневые крошки. Антон сбил её и убежал останавливать кровь.
Марина легла в кровать первой и, услышав шаги Антона, притворилась спящей. Всю ночь она не спала, прислушиваясь к его дыханию. Несмотря на затёкший бок, она не шевелилась.
Даже самый глупый кролик знает: змеи реагируют на движение.
* * *
Утром шея ужасно болела. От недосыпа глаза распухли, и голова налилась свинцом.
Марина позволила себе двигаться, только когда услышала, что Антон ушёл.
Проходя мимо кухни, она заметила, что для неё завтрака нет. «Значит, я настолько сильно его расстроила?» — испугалась Марина.
Совесть не позволила ей залезть в холодильник. На фоне идеальной чистоты крошки от табака лежали нетронутые, как напоминание о её ничтожности.
Она умылась, глотнула воды из-под крана, вытерла насухо раковину, зеркало над ней и, больше ни к чему не прикасаясь, покинула квартиру.
— Я принесла тебе лекарства, — с порога бросила она.
Старуха вышла не сразу. Марина успела раздеться, прошмыгнуть на кухню и заварить чашку кофе, когда за спиной послышалось:
— Где мои лекарства?!
— Я же сказала, принесла. Они в прихожей на тумбочке в пакете.
Старуха скривила губы, как будто собиралась плюнуть Марине в лицо. Закряхтев, она ушла.
— А где нитроглицерин?! — завизжала она через секунду.
— Его нигде не было. Поищу в остальных аптеках, если не будет, придётся выписывать другое лекарство у врача.
— Ты хочешь от меня избавиться! Смерти моей хочешь, змея! Хрен тебе, а не квартира!!!
— Да заткнись, достала уже своим бредом. — Марина швырнула чашку в раковину. Та чудом не разбилась.
— Не дождёшься, гадина!
Марина отпихнула её с дороги и забежала к себе в комнату. Она достала старый чемодан и начала скидывать туда свои вещи. Полки, ящики и вешалки были всё ещё захламлены, когда чемодан набился до отказа.
Похоже, за один заход перевезти все вещи к Антону не удастся.
Пришлось разбирать чемодан обратно и собирать по новой, с умом, распределяя вещи по тому, насколько они нужны ей и насколько они впишутся в квартиру Антона.
В процессе многочасового перебирания одежды Марина успокоилась. «Может, и стоило что-нибудь сплясать, — говорила она сама с собой. — Наверняка там прилично платят». При одной мысли о свиноподобном вонючем извращенце её передёрнуло.
Она застегнула чемодан, набитый самым необходимым, на её взгляд, обулась, надела куртку и вышла за дверь, оставив его внутри.
* * *
Вечером, вернувшись к Антону, Марина обнаружила, что стол накрыт на двоих. Чтобы избежать неловкого молчания или ещё более неловкого разговора, она села ужинать с книгой в руках.
— Я тебе сто раз уже говорил — не ставь локти на стол, когда ешь.
— Я не ем, я читаю.
Антон выдернул у неё из рук книгу и швырнул на пол.
— Ты нормальный?
— Не ставь локти на стол.
Марина не убрала руки и демонстративно оперлась на них подбородком. Антон одним ударом сбил их со стола. Под силой тяжести голова девушки дёрнулась, и она ударилась лицом. Марина подскочила и замахнулась на Антона:
— Придурок!
Тот отбил её руку и, вставая, с силой толкнул к окну. Марина оторопела.
— Не смей так со мной говорить, — произнёс Антон слишком спокойно, и от этого стало страшно.
— А как с тобой говорить, если ты придурок? — Марина начала дрожать, но отступать было некуда: Антон закрыл собой проход от окна к двери.
— Рот закрой, — прошипел он.
— Ещё что мне сделать? — Марина вызывающе вскинула брови.
Антон приложил её ладонью, откинув к стене.
Её нижняя губа лопнула, и, почувствовав привкус крови, Марина кинулась на него с кулаками.
— Урод!
Антон оказался более ловким, и, увернувшись, он обхватил её шею согнутой в локте рукой. Марина вцепилась в неё зубами. Свободной рукой Антон ударил её в бок. Она со стоном выдохнула, согнулась пополам и не устояла на ногах. С грохотом оба рухнули на пол.
Антон перекатился и навалился на девушку всем своим весом. Ногами он прижал её руки к туловищу. Руками — придавил плечи к полу. Полностью обездвиженная, Марина зажмурилась и не видела его лица, но по тяжёлому дыханию уловила его ярость и исходящую от него угрозу. Она старалась вжаться в пол ещё сильнее. Сработал какой-то механизм, спрятанный глубоко в подсознании. Все её мышцы окаменели: мозг приготовился защищать тело от ударов.
Время застыло. В какой-то момент Антон рывком приподнял её за плечи и с силой вбил в кафельный пол. Поочерёдно об него ударились лопатки, плечи и затылок, но Марина этого не почувствовала.
Мгновение спустя Антон вскочил и, не оглядываясь, вышел из кухни. В коридоре послышалось шуршание, и входная дверь захлопнулась.
Марина неподвижно пролежала в тишине ещё несколько минут. Убедившись в том, что тело в безопасности, мозг отправил сигнал в мышцы, и конечности снова стали слушаться. Марина перевернулась, оперлась руками о пол и подняла взгляд на стоящий рядом стул: он был развёрнут к ней сиденьем, и на секунду показалось, будто он ухмыляется. Она стала ненавидеть окружающие её предметы: висевший на стене календарь, лежавшую в раковине посуду, испачканные жиром и покрытые пылью шторы — все они стали свидетелями этой унизительной сцены; они смотрели на это бездействуя, а значит, были соучастниками. В голове её пронеслось: «Завтра же выкину всё это к чёртовой матери».
Поднявшись, Марина начала медленно ощупывать своё тело. Никаких серьёзных видимых повреждений на ней не было. Какая жалость! Она завертела головой по сторонам, присматриваясь, чем бы нанести себе травмы посущественнее. Первым, что бросилось в глаза, была подставка с кухонными ножами. Недолго думая, она схватила один из них и судорожно полоснула по предплечьям и бедру. Несколько раз. Через тонкие порезы начали сочиться алые капли. Она успокоилась и приступила к мытью посуды. Новые царапины приковывали её взгляд.
Ночью Марина стояла в ванной и всячески избегала смотреть на своё отражение в зеркале. Когда всё же увидела его, ужаснулась. С той стороны на неё смотрел человек, вызывающий жалость. Такую глубокую жалость, как безнадёжно больное животное. Единственный вариант помочь — только добить его, чтоб не мучилось.
* * *
Утром пятницы морозное солнце озарило всю квартиру радостным светом. Как будто ничего и не было. Мир не рухнул. А жаль.
Над шкворчащей сковородкой шумела вытяжка. На кухне стоял запах жареной яичницы и свежесваренного кофе. Антон сидел за столом и по своей утренней традиции листал ежедневник. Поглядите-ка, какой занятой человек!
Когда Марина села напротив, он непринуждённо спросил:
— Мариш, ты помнишь, что мы сегодня вечером идём в кино?
Вчерашний эпизод будто отрывок из какого-то нелепого фильма, запавший в память и принятый за действительность. Она же не могла поверить, что это было на самом деле? Марина пребывала в полнейшей растерянности. От обиды жгло в груди.
— Угу, — промычала она и поднесла чашку с кофе к разбитым губам.
Антон посмотрел на её руки и с язвительной насмешкой поднял на неё глаза. «Ты дура, что ли? Кто тебе поверит?» — читалось на его лице.
«Дура. Никто», — также мысленно ответила Марина.
— Что с губой? — бросил Антон. Его интонация была пропитана желчью.
— Разбила, — буркнула Марина.
— Ну не переживай, в кинотеатре темно, заметно не будет.
Её зубы сжались. «Ублюдок!»
Антон не стал вести себя как-то по-другому — грубее или нахальнее — нет, он остался таким же, но теперь всё в его движениях отдавало какой-то гнилью. И как она раньше не замечала этой поганой наигранности, косящей под интеллигентность?
Марина медленно и сильно закипала, словно давно спящий вулкан, потревоженный внезапным движением плит. Когда он ушёл, она взорвалась:
— Да я лучше буду в аду гореть!
Откуда ни возьмись у неё появился прилив энергии. Она подскочила и принялась наводить порядок в квартире, попутно собирая свои мелкие вещицы.
Их оказалось не так много — всё влезло в её сумку-шопер.
Из этого дома она бежала так, будто за ней гналось привидение, — ей казалось, что даже сейчас Антон её преследует. Прохожие провожали её недоумевающими взглядами.
Ворвавшись к себе домой, Марина оттащила чемодан с собранными вещами обратно в комнату. Распотрошила его на полу, начала выдвигать ящики комода и вытаскивать оставшиеся вещи с полок, чтобы найти подходящую одежду для вечернего мероприятия. Она с энтузиазмом примеряла разные наряды, переделывала макияж, порхала по квартире, раздражая бабушку своим сиянием. Мир вокруг всё ещё оставался таким же серым, и сияние это было только внутри неё. Ба по-прежнему смотрела на неё с ненавистью, синяки на теле всё ещё жутко болели, в ближайшем будущем всё ещё не предвиделось никаких радужных перспектив — всё было то же самое, но сейчас ей плевать: сегодня пятница.
— Чего носишься как полоумная? — проворчала старуха.
— Собираюсь пойти с друзьями в клуб.
— Ты нитроглицерин купила?
— Зайду по пути домой в аптеку.
— Не забудь, если не хочешь, чтоб я подохла тут как собака.
Марина пропустила этот негатив мимо ушей. От внутреннего чувства освобождения ей хотелось танцевать. До встречи с ребятами ей нужно было успеть забежать ещё в несколько мест.
Уходя, она чмокнула бабушку в щёку. Та брезгливо отстранилась.
— Нитроглицерин! — крикнула она в спину девушке.
— Куплю! — донеслось с лестничного пролёта.
Глава 11. Леся. Четверг
Леся проснулась рано, чтобы позавтракать вместе с Митей. Пока он умывался, она сидела за столом и крутила в руках своё обручальное кольцо.
Занеся кольцо на два сантиметра над пальцем, она отпустила его в свободное падение. Кольцо соскользнуло вниз и застряло посередине, на костяшке. Она проделала это сотню раз, и каждый раз на одном и том же месте кольцо застревало. Дальше его приходилось продвигать с усилием.
Со школьного возраста Леся практически не менялась в весе. Не считая тех двенадцати килограмм, которые набрала за время беременности, но потом быстро скинула. Как только у неё появилось это кольцо, оно сразу начало вот так застревать.
Перед тем как зайти в ванную, Митя всегда снимал своё кольцо — после того случая, когда оно провалилось в слив и пришлось разбирать всю трубу. Сейчас оно тоже лежало перед Лесей, и она захотела сравнить его со своим.
По диаметру они идеально подошли друг другу: меньшее ложилось в большее как одно целое.
«Стоп. Что?»
Леся вертела кольцо мужа, которое он носил уже шесть лет, и не узнавала его.
Митя работал руками: постоянно цеплялся кольцом, ударял обо что-то, отмывал от грязи бесчисленное количество раз. Жизнь с таким владельцем изрядно потрепала изделие… Но сейчас на нём не было ни одной царапины.
И шесть лет назад, когда они только купили кольца для свадьбы, её колечко не укладывалось в Митино.
— Что случилось с твоим кольцом? — спросила она, когда Митя сел за стол.
— В каком смысле?
Он произнёс это так непринуждённо, что на секунду Леся задумалась: «Может, показалось?»
— Мне кажется, что-то изменилось.
— Что именно?
— Не знаю… Оно какое-то… Как новое.
Митя поднял на неё глаза. В них читалось колебание.
— Да, мне пришлось купить новое.
— А что случилось со старым? — Из него всё приходилось тянуть клещами.
— Я его потерял.
— Когда?
— Когда носил и твоё. Снял оба, перед работой с пеной, положил их в карман, а достал только одно.
Митя отвечал таким тоном, что Леся почувствовала себя виноватой, что вообще спросила об этом.
— Зачем ты носил моё?
— А что я должен был с ним сделать, когда ты мне его отдала? Я не хотел его потерять.
Леся замолчала. Ей и в голову не приходило, где он хранил её кольцо, когда они жили раздельно.
* * *
В начале отношений Леся и Митя для совместных прогулок частенько выбирали Центральный рынок. В такие моменты им нравилось представлять себя семейной парой с двадцатилетним стажем.
— Смотри, какие красивые груши, — тыкал Митя пальцем, — давай возьмём.
— Ты как-то не особо их ешь, — укоризненно отвечала Леся.
— Они такие классные, я буду есть!
— Я тебя знаю, дорогой, они сгниют на балконе.
Они разыгрывали такие сценки не для окружающих, а для себя.
Как-то раз в одну из таких прогулок они наткнулись на старичка, грузившего ящики с овощами в свою «девятку». Медленно и по одному.
Митя подошёл и ласково приложил ладонь к его спине.
— Отец, помощь нужна?
Леся удивилась. Она, конечно, слышала, как бабули называют всех подряд «сынок, внучок, дочка». Иногда она замечала, как подростки называли прохожих старушек «бабушками». Но она считала такое обращение неприемлемым, что-то в этом казалось ей неправильным. И потом, многие женщины не хотели бы, чтобы кто-то посторонний называл их «бабулей».
Но когда Леся услышала это обращение от Мити, ей стало так тепло на душе. Как будто сейчас перед ней открылась новая его сторона.
— Не надо, не надо, сынок! Поставь, надорвёшься, — причитал старичок.
Митя ставил по три ящика друг на друга и складывал в машине как тетрис.
— Заводи пока, — скомандовал он.
Погрузив последний ящик, Митя захлопнул заднюю дверь и постучал по крыше.
«Девятка» тронулась, и из окна помахала сухая старенькая ручка.
— Думаешь, взрослые не обижаются, когда чужие дети обращаются к ним как к родителям? — спросила Леся.
— Чужих детей не бывает, — ответил Митя.
Такая заезженная фраза, но как много, оказывается, она в себе несёт.
«С кем, если не с таким, как Митя, заводить детей?» — подумала тогда Леся, представляя себе эту идеальную картину.
Но после неудачной беременности эта картина начала рассыпаться, словно пазл.
* * *
— Кажется, история повторяется, да? — спросила Леся, когда воспоминание рассеялось.
— Похоже. Только сейчас мы не одни.
Голос Мити звучал слишком холодно.
— Я не знаю, что делать. Ты приходишь только ночевать. И то не всегда. Когда в последний раз мы ездили куда-то отдыхать? Или хотя бы один выходной вместе провели? Мне кажется, наш ребёнок вообще не знает о твоём существовании.
На слове «наш» Лесю обдало жаром.
— Я это прекрасно понимаю и полностью с тобой согласен. Поэтому мы идём в пятницу в клуб.
— Когда всё это закончится? — произнесла Леся скорее себе под нос.
— Не знаю, может, в следующей жизни.
Наступило напряжённое молчание. Леся нерешительно его нарушила:
— Ты бы хотел свою следующую жизнь прожить со мной?
— Да.
На лице Мити появилось такое выражение, будто он признавался в убийстве, о котором сожалеет.
— Несмотря на все сложности, что у нас бывают?
Митя нахмурился:
— Если бы я знал, что в каждой нашей последующей жизни будет больше сложностей, чем в предыдущей, — даже тогда я бы хотел прожить их все с тобой.
Он потёр мизинец правой руки, на котором носил Лесино кольцо почти два года.
Если вы задаётесь вопросом: «Что такое любовь?» — значит, вы никогда не любили.
* * *
Когда Леся осталась одна, всё пошло под откос.
Возможно, она и драматизировала, но если даже маленькая капля воды будет постоянно падать в одно и то же место, можно сойти с ума. Раньше так пытали людей.
Достав малыша из кроватки, Леся осмотрела его и поняла, что он на удивление быстро идёт на поправку. Появился здоровый цвет лица, глаза перестали слезиться. Кто там сказал, что у мальчиков слабый иммунитет?
Несмотря на это, жаропонижающего — на всякий случай — всё же не хватало. Леся была далека от медицины, поэтому рассуждала так: «Если назначили, значит, это жизненно необходимо».
Она позвонила маме и попросила её принести лекарство.
— Вы, когда заводили ребёнка, со мной не советовались, — раздалось из трубки, — у нас с твоим отцом своя жизнь, а у вас теперь своя семья, так что звони мужу.
— Ты издеваешься? — ответил на звонок Митя. — Я работаю, сходи сама.
— Мы будем долго собираться, ещё его больного куда-то тащить.
— Ну позвони маме.
Митя отключился. Леся швырнула телефон в сторону, и он отскочил за диван.
На улице уже достаточно холодно, поэтому одеваться придётся основательно. Леся надела футболку, свитер, натянула тёплые штаны и начала укутывать малыша. Тот сопротивлялся и плакал.
— Мы идём в аптеку. Но для этого нужно тепло одеться, — бубнила она.
По спине потекла капля пота. Леся почувствовала, что кое-кому пора менять подгузник.
— Чёрт!
Она разделась, вытерла пот со лба и отнесла орущий комок в ванную.
— Теперь давай наоборот, сначала оденем тебя.
Когда они наконец вышли на улицу, в лицо ударил свежий воздух.
Пока они дошли до аптеки, воздух стал морозным. «Надо было шапку надеть», — подумала она.
Купив лекарства, Леся решила, что второй такой поход не вынесет, и повернула коляску в сторону продуктового. Одно из колёсиков хрустнуло.
У самого выхода из магазина один из трёх набитых пакетов порвался.
Леся сжала зубы, подобрала хлеб, гречку, лук и закинула их в коляску, обложив удивлённого малыша. Холодное молоко пришлось нести в руках.
Коляска наотрез отказывалась ехать прямо: сломанное колёсико постоянно задавало направление в разные стороны.
С трудом дотолкав её до лифта, Леся нажала кнопку, но ничего не произошло. Нажала ещё раз — тишина.
— Да твою же мать!
Подъездное эхо нарушило детское спокойствие, и из коляски раздалось хныканье. «Этого ещё не хватало…»
Когда Лесе удалось добраться до девятого этажа, прошла целая вечность. Она скинула всю одежду в коридоре и принялась успокаивать ребёнка. Прошло ещё две вечности, прежде чем он начал засыпать. И тут затрещал мобильник.
Пространство под диваном создавало шикарную акустику.
Неумолкающий звон телефона и громкий плач оглушали даже сквозь зажатые уши.
* * *
В четверг вечером обстановка в доме снова была накалённой. Несмотря на то что Леся и Митя вроде пришли к перемирию, все их разговоры сопровождались недопониманием и натянутостью. После отвратительного выматывающего дня Леся не могла найти себе места. Она перестала качать детскую кроватку и, чтобы чем-то занять руки, начала складывать вещи с сушилки в шкаф.
— Мы можем нормально поговорить? — спросила Леся.
— Я сейчас не хочу ни о чём разговаривать, — отрезал Митя.
Закончив с вещами, Леся закрыла дверцу шкафа, та протяжно заскрипела. Девушка испуганно посмотрела на ребёнка, тот пошевелился. Переведя взгляд на Митю, она прошипела:
— Может, ты что-нибудь с этим сделаешь?
Митя молча занялся починкой шкафа. Он уходил от конфликтов именно так: просто замолкал. Леся смотрела на него как на незнакомого ей человека. Она села на диван и заглянула в кроватку. Малыш мирно спал. В комнате слышался треск от напряжённости, висящей в воздухе. Леся перевела взгляд на окно. На небе редкими точками мерцали звёзды. Перед её глазами возникло воспоминание из прошлого. Значимый для неё момент.
* * *
Это было их первое совместное лето, они поехали к друзьям на выходные в деревню. Деревня эта находилась не так далеко от города, но воздух там всё равно был в десятки раз чище.
Митя весь день занимался мелкими делами на улице, и, когда стемнело, Леся вышла на крыльцо позвать его в дом. В этот момент она случайно подняла голову. Ночное небо было усыпано множеством ярких звёзд. Это зрелище её поразило — давно она не видела ничего подобного. Звёзд было так много! И они были такие большие и яркие, что даже своим ослабленным зрением Леся могла разглядеть каждую из них. Они мерцали потрясающе красиво, контрастируя с этим иссиня-чёрным безоблачным небом.
Когда мы видим что-то поистине прекрасное, нам хочется поделиться этим с самыми дорогими для нас людьми. В голове Леси щёлкнул первый звоночек: она захотела поделиться этим с Митей.
«Какая невероятная красота! — подумала Леся. — Я сейчас подойду к Мите и покажу ему это звёздное небо, чтобы хоть на секунду отвлечь его от повседневной суеты и перенести в волшебство».
Митя был приземлённым человеком, и Леся хотела дать ему возможность оторваться от земли, от насущных проблем и показать всю прелесть окружающей нас простоты. Она подбежала к Мите, предвкушая его реакцию, с такой радостью, с какой ребёнок бежит к маме показать найденную здоровенную гусеницу.
— Хочешь, я тебе кое-что покажу? — интригующе спросила Леся.
— Звёзды? — улыбнулся Митя.
Леся оторопела. Второй и ключевой звоночек щёлкнул. Такой каменный и абсолютно неромантичный с виду Митя, которого, казалось бы, невозможно выдернуть из реальности, отвлекая всякой ерундой, одним коротким словом выдал безграничную глубину своей души: он захотел поделиться с девушкой тем же самым. Разве можно было не влюбиться в тот момент?
* * *
Леся вернулась из воспоминаний с улыбкой на лице. Она подошла к Мите и приложила руку к его спине.
— Хочешь, я тебе кое-что покажу?
* * *
Всю ночь они проговорили так же легко, как в первые полгода совместной жизни. Они не поднимали бытовые темы, делились мыслями, чувствами и тихонько хихикали, чтобы не разбудить сына. Малыш в свою очередь за всю ночь ни разу не проснулся, как будто его беспокойный сон отражал негативную атмосферу в семье.
Засыпая, Митя положил свою руку на заднюю поверхность бедра Леси и придвинул к себе. Они сложились как пазл. Привычным движением головы он сдвинул её пряди, и она почувствовала его дыхание на своей шее. И как у него получается не тянуть волосы и не ложиться на них?
Он провёл тёплой ладонью по её животу, рёбрам, груди и сжал в объятиях. «Я тоже тебя люблю», — подумала Леся и зарылась носом в его руку. На её лице появилась улыбка, и от приятного давления от его руки на теле она уснула в одно мгновение.
Утро пятницы было наполнено не таким тяжёлым давлением, как в последние месяцы.
Леся контрольно договорилась с мамой насчёт вечера, и та сказала, что уже сейчас готова приехать.
— Всё-таки это мой внук, — добавила она, — и для него лучше больше времени проводить со мной, чем с тобой.
Леся собиралась этим вечером так, будто идёт на свидание. И неважно, что они идут большой компанией в место, где будет больше сотни человек. Она чувствовала, что в её семье начинает разгораться угасший огонёк. И от этого огонька весь дом наполнялся теплом.
Глава 12. Илья. Четверг
Утром, перед тем как уйти в офис, Илья ещё раз попробовал достучаться до жены. Он боялся её потерять. В прямом смысле. Ей нужно было это чёртово лечение.
— Ты можешь объяснить, почему это всё происходит? Что у тебя в голове? Чем я могу тебе помочь? — Илья в полном изнеможении разглядывал лицо жены.
Диана всё ещё была под кайфом. Она хаотично вертела головой и медленно моргала, не задерживая взгляд ни на чём.
— Чё ты пристал? Мне просто нравится, — ответила она.
Её лицо вдруг изменилось до неузнаваемости: бегающий взгляд исподлобья, мерзкая ухмылка.
Илья отпрянул и взглянул на неё с расстояния. Перед ним сидел совершенно незнакомый ему человек.
Во многих фильмах ужасов часто используют такую фишку — страх от осознания. Понимание того, насколько близко была угроза, постфактум.
Вот пример. Главный герой решает установить камеры у себя в доме. Через неделю он теряет важные документы и теперь пытается отследить, куда их положил, посредством записанного на камеры видео: они ведь работают 24/7.
На видео он обнаруживает, что в два часа ночи появляется посторонний человек, который спокойно открывает входную дверь ключом, проходит в спальню и смотрит на спящего главного героя. Не нападает, ничего не трогает, просто стоит и смотрит. На расстоянии вытянутой руки. В течение нескольких минут. Просто смотрит.
Уродливые твари, неожиданные появления — это, безусловно, пугает зрителей. Но внутренний страх от осознания такого «близкого ужаса» и своей беспомощности перед ним — пробирает до дрожи.
И это по-настоящему страшно.
Вот и сейчас Илья смотрел на жену, и к нему стало приходить осознание того, что все эти годы он жил с абсолютно незнакомым ему человеком. Ел, спал, был максимально незащищённым перед ним. «Близкий ужас» всё это время был так близко…
На него нахлынула тошнота.
— Просто нравится? — переспросил он.
— Я наконец чувствую себя живой, — засмеялась Диана, — ты разве не видишь?
Илья потерял дар речи. Он с ужасом смотрел на неё и видел пустую оболочку человека с разлагающимся мертвецом внутри. Он даже почувствовал запах гнилой плоти. Диана стала ему противна.
На работу он шёл разбитый, задумчиво перебирая ногами. Вокруг не было ничего: ни домов, ни машин, ни сквера. Всё как в немом кино: дети смеялись беззвучно, взрослые ругались жестами.
Слух к нему вернулся, когда один из коллег хлопнул его по спине.
— Чего не здороваешься?
— А… Да, привет, не заметил.
— Соберись, мы же все на тебя равняемся!
Илья проводил его своей фирменной улыбкой, а когда закрыл за собой дверь в кабинете, опёрся на неё спиной и уставился в пустоту.
Простояв так несколько минут, он всё же взял себя в руки. Перед новогодними праздниками нужно закрыть все рабочие вопросы. Он перевёл взгляд на стол, заваленный документами, и приступил к их сортировке.
Монотонная работа успокаивает нервы и разгружает голову. Разбор хаотично наваленных бумажек отвлекает так же, как смешивание ингредиентов в шейкере.
— Смотрю, наконец нашёл время для этого.
В кабинет без стука вошёл директор. В руках он держал пачку документов.
— Тогда ты не против, если я подкину ещё немного? — спросил он, кладя пачку в общую кучу.
— Кладите, — ответил Илья, улыбаясь.
— Завтра я хочу собрать мини-совещание по поводу тебя.
— Я уже успел накосячить? Меня увольняют?
Директор рассмеялся:
— Нет, хочу похвалить за твои успехи.
— Я получил премию, это лучшая похвала от вас.
— Ты мне нравишься, Илья, не хочется отпускать такого сотрудника.
Илья улыбнулся и промолчал.
— Увидимся завтра на совещании.
Через два часа из одной большой кучи у Ильи получилось четыре аккуратные стопки. Две из них нужно было отдать в другие отделы, документы из третьей разложить по папкам, а данные из четвёртой разнести по таблицам на компьютере, а потом их свести. Это ещё часа два-три монотонной работы. Самое лучшее средство от убивающих тебя переживаний.
Вечером Илья в очередной раз не застал жену дома. Там его ждали только раскиданные по полу вещи, обшарпанная кухня, заваленная грязной посудой, и три орущих голодных кота, которые всё разворошили в поисках хоть какой-то пищи.
В последнее время, несмотря на свою щепетильность, Илья даже не разувался: по этой квартире лучше ходить в обуви. Пройдя через комнату к кошачьим мискам, краем глаза он заметил подозрительную пустоту на комоде. До него не сразу дошло: раньше здесь стоял телевизор. Сука! Неужели всё зашло так далеко?..
Пока он боялся, что грабители ворвутся в дом и вынесут ценности, такой «грабитель» всё это время жил с ним под одной крышей.
Каким же маленьким и никчёмным ты ощущаешь себя, когда твой близкий человек медленно движется к могиле по своему собственному желанию, прекрасно понимая, что он делает. Это его выбор. И ты ничего не можешь с этим сделать. НИ-ЧЕ-ГО. Тебе позволено только стоять в стороне и наблюдать за происходящим, сжав зубы и сдерживая слёзы. В твоих полномочиях покупать лекарства, думая, что они продлят ему жизнь, и вызывать скорую, надеясь, что его откачают. Но на этом твоё участие в жизни другого человека заканчивается. Что бы ни творилось у тебя в душе.
Да, хочется трясти его за плечи, бить по щекам и кричать: «Что ты делаешь?! Остановись!» Но сколько бы ты ни срывал голос этими криками, ты не можешь ничего изменить. Спасти того, кто сам этого не хочет, не удавалось ещё никому. Ты бессилен. Ты ничтожен. Ты жалок. В своих смехотворных попытках изменить чью-то судьбу.
Илья метался по комнате. Эти мысли выворачивали его наизнанку. Он хотел выть, но получалось только злобное рычание. Хотел плакать, но где там, мужчины же не плачут.
Он подошёл к столу и взял лежавшую на нём книгу. С криком он швырнул её в противоположную от себя сторону. Несколько листов разлетелись по комнате. Глядя на это, Илья понял, что ему станет намного легче, если весь хаос, что творится у него внутри, он вынесет наружу.
И тогда он разгромил всю квартиру.
* * *
В клубе Илья больше появляться не мог: физически — у него не хватало сил для второй работы, морально — не было никакого желания улыбаться. Он написал администратору, что сегодня не выйдет. Объяснять ничего не хотел, поэтому выключил телефон, чтоб не сбрасывать яростные звонки. А Диане звонить не было смысла — он знал, что телефон недоступен. Но он также знал, где её искать.
Илья шёл к Заброшке, трясясь от страха и злости. Он боялся не застать её там. И злился на себя за это.
Когда он вошёл, его никто не заметил. Народу было так много, что появление ещё одного человека не привлекло абсолютно ничьего внимания. На этих серых развалинах собралось так много человек, что даже примерное число сложно было назвать, больше тридцати — это точно. Некоторые сбились в небольшие кучки и что-то бурно обсуждали. Одна компания истерически хохотала, другая — пыталась унять разбушевавшихся друзей. Одиночки сидели молча, или разговаривали вслух сами с собой, или лежали на полу, свернувшись калачиком и закрыв глаза. В центре стояли два парня, разгорячённо жестикулируя друг другу.
В углу, у входа, впившись руками в своё лицо, на корточках сидел молодой человек, он раскачивался и жужжал. Неподалёку от него лежали ещё два подростка и хихикали.
По остальным углам и вдоль стен были рассыпаны люди неопределённого возраста. Большинство из них походили на зомби. На фоне общего гула невозможно было разобрать человеческую речь — слышалось только неразборчивое мычание. Илья рассматривал окружающих, замечая про себя разное действие от разных наркотиков. Кардинально отличаются. Он отчаянно вглядывался в лица людей, пытаясь найти знакомое. Спустя пятнадцать минут поиска он увидел Диану.
Она сидела прямо на голом бетонном полу, прислонившись головой к стене. В правой руке лежал пустой инсулиновый шприц, левый рукав свитера был засучен выше локтя, собран сбоку и затянут маленькой резинкой, которую она, по всей видимости, сняла с себя. Когда надо — она могла быть сообразительной.
Её веки пытались моргать, но едва смыкались, из полуоткрытого рта текли слюни, волосы слиплись, вся одежда была в непонятных пятнах. Илья смотрел на жену с омерзением. На одну долю секунды он пожалел, что она дышит.
Пересилив свою брезгливость, он нагнулся к ней и стал приводить в чувство, поднимая её на ноги. Диана пробормотала что-то нечленораздельное и попыталась от него отмахнуться. Илья взял её за плечи и тряхнул.
— Диана, твою мать, что ты творишь? — прошипел он.
— Отстань… — промямлила девушка.
— Если ты сейчас же не пойдёшь со мной, я убью тебя прямо здесь. — Илья со злостью сжимал её руки. Обручального кольца на ней не было.
— Иди на хер! — Диана попыталась оттолкнуть его, но не устояла и упала сама.
Илья бросился её поднимать.
— Отвали! Не трогай меня! — закричала девушка.
На её крик собрались такие же полумёртвые люди. Кто-то потрогал Илью за плечо. Он обернулся и поймал на себе десяток осуждающих взглядов. Отойдя от Дианы на шаг, он заметил, что она ухмыляется. Он посмотрел на неё сверху вниз, и на его лице появилось выражение безграничного отвращения. Илья шёл оттуда с таким чувством, будто его с ног до головы облили дерьмом.
Вернувшись домой, он закрыл дверь на внутренний замок. «Если она и придёт сегодня ночевать, то пусть спит на лестничной площадке, где ей самое место», — подумал Илья. В ту ночь Диана домой не вернулась. Больше он её никогда не увидит.
Уснуть Илье так и не удалось. Всю ночь в его голове крутился один и тот же вопрос: как его жизнь стала такой? Ни в детском, ни в юношеском возрасте в его кругу общения не было ни одного «плохого парня». Он никогда не связывался ни с дурными компаниями, ни с недостойными людьми. И как Диана попала в этот чёрный список? Как он упустил момент, когда она из милой перспективной девчонки превратилась в эту особу из непотребного социального слоя? Иметь среди знакомых такого человека — уже унизительно, не говоря о том, чтобы жить с ним.
Пугало осознание того, что всё это происходило у него под носом. Его любимого человека засасывало в трясину, а он этого даже не замечал. Он не слышал криков о помощи, пока смертельная жижа не обездвижила её, затянув по шею. Есть ли реальный шанс вытащить её на этой стадии?
Конечно, могло быть хуже. Если бы в один прекрасный день Илья пришёл домой и увидел в ванной жену со вскрытыми венами, он бы никогда себе этого не простил. Только представьте: вы живёте обычной жизнью — завтракаете вместе, спите, спорите, смеётесь, — а потом просто натыкаетесь на труп. И понимаете, что на самом деле были слепы. Не замечали потухшего взгляда, опухших от слёз век, дрожащих пальцев с обкусанными ногтями, странную молчаливость, почти не тронутую еду на тарелке… И всё это было прямо перед тобой, только ты не хотел этого замечать.
Да, всё могло быть хуже. А может, так было бы и лучше? Непонятно, что страшнее: быстрое, одномоментное самоубийство или медленное саморазрушение…
Илья за всю свою жизнь ни разу не сталкивался с наркотиками. Для него оставалось загадкой, как зависимые люди, оказываясь впервые в новом городе, без труда выходят на местные точки сбыта. Да, это было ему недоступно, но он работал барменом, и самый доступный «нейролептик» был от него на расстоянии полусогнутой руки в неограниченном количестве.
За душевными терзаниями Илья и не заметил, как наступило утро, а бутылка виски была уже пустой.
Утром он осмотрел разнесённое жилище и решил, что проще его сжечь, чем навести порядок. Он разгрёб ногами мусор, проложив себе дорожки до ванной и к выходу. Уходя, накрыл какой-то тряпкой что-то разбитое. За всё это время ни один кот не высунул носа из своего убежища.
После ужасной ночи он пришёл на работу сам не свой. Когда директор собрал всех в переговорной, коллеги Ильи не узнавали в нём старого доброго балагура. И даже новость о его переводе в Москву не вызвала блеска в его пустых глазах.
Как только Илья вышел из кабинета, коллеги окружили его. Кто-то хлопнул по спине:
— Илюх, поздравляем с повышением!
— Будешь теперь москвичом, поднимешься, — наигранно завистливо протянул Макс.
Все расхохотались. Один из коллег приблизился к Илье и прошептал:
— Только ты с этим делом завязывай. — Он тихонько приложил два пальца к шее.
Илья старался не дышать. Он с огромным трудом представлял себе, как в таком состоянии отработает ещё смену в клубе. И напрочь забыл о встрече с друзьями.
Весь день он не находил себе места. Снова и снова думал о Диане. Он думал, где бы раздобыть хоть немного информации о ней. Он просто хотел удостовериться, что она жива. И эта фраза не для красного словца: Диана действительно играла с огнём. И Илья это прекрасно понимал. Он безумно боялся в какой-то момент узнать, что её больше нет в живых. Он бы до конца жизни винил себя в её смерти.
Илья осознавал, что, пытаясь спасти Диану, он начнёт тонуть сам. Он до боли в сердце не хотел оставлять дорогого человека, но ещё больше ему не хотелось упустить свою жизнь. Есть только два варианта: продолжить попытки вытащить её из этого болота и увязнуть вместе с ней либо бросить её и спасаться самому. Он выбрал второй вариант.
Стоя у себя в кабинете, он смотрел, как суетятся коллеги, которые были искренне рады его повышению. Макс помогал разобраться с незавершёнными делами. «Хороший всё-таки парень, — думал Илья. — Как только обустроюсь в Москве, попробую вытянуть его за собой. Свои люди нужны везде». Глядя на всё это сквозь стеклянные перегородки, он опёрся обеими руками на стол, свесил голову и, тяжело вздохнув, решил: единственный человек, чью жизнь ты можешь изменить, — это только ты сам. Насильно никому помочь нельзя. Как бы больно ни было, придётся это принять.
Надо собраться с духом и начать готовиться к переезду. Он решил взять с собой только самое необходимое, а остальное оставить в этой квартире: возможно, что-нибудь из его вещей всё-таки пригодится Диане. О разводе сейчас он думать не хотел; его больше волновало то, что нет возможности забрать с собой питомцев, а бросить их здесь — значит обречь на голодную смерть.
Уже завтра — в субботу — со второго вокзала отъезжает поезд до Москвы. На самолёте, конечно, было бы раз в десять быстрее, но аэропорты для богачей. В воскресенье Илье нужно быть на месте — немного отдохнуть и начать осваиваться перед началом новой жизни.
Вечером его сборы прервала эсэмэска от Макса: «Ну что, во сколько встречаемся?»
На секунду Илья завис. Совершенно вылетело из головы. Макс, клуб, ребята. Перезагрузка — это именно то, что ему сейчас нужно. В этот момент Илья решил:
«Надо заканчивать изводить себя и жить другим человеком. Завтра до отъезда попробую найти Диану и попрощаться. А сегодня оторвусь перед переездом. Надеюсь, получится пристроить котов Марине с Антоном».
Глава 13. Клуб. Пятница
Администраторы клуба подготовились и расчистили заснеженную площадку перед входом для парковки, правда, места всё равно оказалось недостаточно: желающих посетить мероприятие было слишком много. Гости, приезжавшие ближе к полуночи, бросали машины как попало.
У входа толпились люди. Охрана тщательно проверяла каждого, как принято на любых массовых мероприятиях. Я не торопился примкнуть к толпе: не люблю толкучку. С другой стороны от входа я увидел Илью, он махал мне рукой. Мы зашли в помещение только в начале первого.
В фойе рядом с гардеробом репортёр останавливал вновь прибывших гостей и брал у них интервью.
— Как настрой?
— Сегодня будет жарко!
Я бывал в этом клубе пару раз, но сегодня в нём собралось так много народу, что его практически невозможно было узнать. Все стулья и диваны были заняты, вдоль стен и вокруг барных стоек теснились гости, ожидающие грандиозного концерта.
Вообще это место считалось «мажорским». Клуб находился в самом центре города, и здесь часто отдыхали местные чиновники. Присоединившись к такому высшему свету, я почувствовал, что Пирс больше не мой уровень. Даже если бы я хотел туда вернуться.
Мы с Ильёй пришли раньше остальных.
— Обалдеть, сколько народу! — воскликнул Илья. — Хорошо, что додумались стол забронировать.
— Да уж. На моей памяти никогда такого столпотворения не было.
— Вот что значит — эффективная реклама.
Мы рассмеялись. Я заметил, что Илья пришёл без жены.
— А где Диана?
— Заболела, — коротко ответил Илья.
— Жаль, такую тусовку пропустит.
В это время подтянулись Митя и Леся.
Я пожал Мите руку, глядя в глаза, и задержал взгляд чуть дольше, чем полагалось. Он заметил это и слегка кивнул. На Лесю я старался не смотреть. Она делала вид, что ей весело. Получалось паршиво.
— Слушай… — наклонился я к Мите.
— Я не дурак, — оборвал он меня.
Через несколько минут к нам подсела Марина.
— Ты чего одна? — шепнул Илья.
Марина только отмахнулась.
— А ты?
Они прислонились друг к другу лбами и захихикали. Вся компания была в сборе. На столе лежали оранжевые диски, которые каждому из нас всучили на входе.
Ведущий что-то громко вещал со сцены. Музыка на фоне становилась громче. Клуб продолжал набиваться людьми.
Вокруг было шумно. Некоторые сбились в свои небольшие компании и что-то бурно обсуждали. Наш столик был на таком расстоянии от колонок, что при желании мы могли говорить и слышать друг друга. В этой суматохе я чувствовал, что становлюсь незаметным. Странная закономерность: чем больше людей вокруг, тем больше им на тебя плевать. Я думал о том, кто все эти люди. Я думал о том, какие судьбы у этих людей; за каждым из присутствующих лежит какая-то своя история. Я пытался прикинуть, по стечению каких обстоятельств все они сейчас здесь. Я думал, думал, думал. Тысячи мыслей не умещались в моей голове, и в висках начало стучать. Я посмотрел на часы. 00:40.
— Давайте закажем выпить.
— Поддерживаю! — сказал Митя.
Когда на столе появилась выпивка, все одновременно взяли по стакану и дружно чокнулись. Илья поднял свой.
— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — пропел он.
Все рассмеялись. Я обвёл взглядом нашу компанию. Я рад, что за столько лет мы не разбежались и всё ещё продолжаем общаться, несмотря на то, как далеко наши дороги разошлись. Мне стало так тепло на душе.
Девчонки синхронно поднялись из-за стола.
— Мы пойдём носы попудрим.
— Всё пропустите, — возразил Илья.
— Успеем, — сказала Марина.
Они скрылись за дверями туалета.
— Ну как у вас? — с нетерпением спросила Марина.
— Да вроде налаживается, — улыбнулась Леся.
— Ну, а я что говорила! Блин, мы в этой очереди состаримся!
— У тебя есть другие варианты?
— Может, дойдём до туалета на входе?
— Думаешь, там очередь меньше?
Марина раздражённо цокнула и закатила глаза.
— Ладно, лучше тогда спокойно ждать, — согласилась она.
Начали выступать танцоры, и музыку сделали настолько громкой, что она стала оглушать даже дальние столики, в том числе и наш.
Мы с ребятами допили свои коктейли, и Митя сказал:
— С такой кучей народу мы официанта никогда не дождёмся. Пойду закажу на баре.
Мы с Ильёй закивали. Он нервно крутил телефон в руке.
— Мне нужно позвонить, из-за этих колонок ни хрена не слышно, — бросил мой коллега и удалился, не дождавшись моего ответа.
«Да уж, недолго продлилась наша встреча, — подумал я. — Когда мы в следующий раз сможем вот так все вместе собраться?»
Я посмотрел на часы. 01:05. Осталось три минуты.
Я откинулся на спинку дивана и стал наблюдать за происходящим на сцене, насколько это было возможно. Музыка затихла, и пёстро одетый ведущий произнёс заготовленную речь. В конце он прокричал в микрофон:
— «Хромая лошадь», с днём рождения! — Раздалось всеобщее улюлюканье, и зрители зааплодировали. — А теперь, когда мы поздравили себя и вас вместе с нами, давайте поздравим ещё тех людей, кто умудрился родиться одновременно с «Хромой лошадью»!
С этими словами кто-то из персонала поджёг несколько фейерверков, закреплённых на полу. Фейерверк эффектно заискрил над сценой. Толпа восторженно завизжала.
К ведущему вышли четыре девушки-именинницы. На фоне всеобщего ажиотажа никто не заметил, что от разлетевшихся искр декорированная ивовыми прутьями обшивка низкого потолка загорелась. «Дзинь. Дерево отлично горит». Огонь за считаные секунды охватил всю площадь потолочного холста.
— Дамы и господа, мы горим!
Народ замешкался; те, кто были посообразительнее, кинулись к выходу.
Пламя быстро распространилось повсюду. Горевший на стенах пенопласт образовал плотную завесу из ядовитого чёрного дыма. По дизайнерской задумке креативного арт-директора все окна были заложены кирпичом и заколочены: люди оказались в закрытой горящей банке.
Обслуживающий персонал ломанулся к запасному выходу, о котором больше никто из присутствующих не знал: не было ни одного указателя.
Триста человек в панике толкались, пытаясь протиснуться к главному выходу.
Я сидел чуть поодаль и, замерев от ужаса, наблюдал, как огонь по потолку и стенам движется в мою сторону. В моей голове прозвучал голос Дока: «Пора сваливать, приятель».
Чёрные клубы дыма стремительно заполняли пространство. Краем глаза я заметил, что Митя, пробираясь сквозь толпу у бара, закашлял и упал на пол. Когда его одежда загорелась, он не пошевелился. Я обернулся в сторону дальнего угла, куда Илья пошёл звонить. Фанерная перегородка, отделяющая этот угол от общего зала, была объята пламенем.
Электричество резко вырубилось, аварийного освещения не было. Сверху капал расплавленный пластик. Что там говорили на уроках ОБЖ? Закрыть дыхательные пути мокрой тряпкой, точно! Только где её взять? Мочить футболку алкогольным коктейлем — не лучшая идея. Я зажал рот и нос рукой и, расталкивая всех, стал прорываться к выходу на ощупь, пытаясь вспомнить, как к нему пройти.
Планировка клуба сложная: основное пространство разделяли две барные стойки, вокруг них повсюду столики, некоторые спрятаны за деревянными изгородями. Ни с какой точки помещение не просматривается полностью, в здании лишь один основной выход, отделённый коридором. Он и был моей целью на ближайшие несколько бесконечных секунд.
В узком коридоре перед единственной надеждой на спасение образовалась толкотня. Народ навалился на дверь, но из-за бешеной давки вторую её створку никак не удавалось открыть. Люди как будто обезумели и в отчаянии тупо бились друг об друга. Все кричали, задыхались, горели. Тех, кто спотыкался, затаптывали за считаные секунды. Если ад существует, то это был именно он.
Примкнув к общей массе в фойе, я почувствовал под ногами чьи-то тела. Я не успел подумать о том, что сделал бы Док, и не стал помогать, потому что хотел спасти свою шкуру. Разве вы не хотели бы? Я оправдывал себя тем, что, если со мной что-то случится, моя сестра останется совсем одна. Интересно, спит ли она сейчас?
С каждым вдохом становилось труднее дышать. В помещении было непередаваемо жарко. Те, кто находились в конце толпы, были беспощадно охвачены дымом и огнём. У них однозначно не было шансов на выживание.
На мгновение в моём сознании мелькнуло: Леся и Марина так и не вышли из дверей туалета. И почему они не пошли в тот, который находился в фойе?
Я, как и каждый вокруг меня, истерически хватался за всё, что попадалось под руки. Дымовая завеса снизила видимость на ноль. Жар от огня обжигал всё тело, с лица и рук свисали клочки обгоревшей кожи, но я не чувствовал боли: в моей голове была лишь одна мысль — выбраться наружу во что бы то ни стало.
Мучительные минуты показались вечностью. Давясь дымовым кашлем, люди поочерёдно падали и переставали подавать признаки жизни. Все без исключения понимали, что с очередным вдохом шансы выжить уменьшаются. Как назло, от накатившего адреналина дышать хотелось всё чаще. Животный страх овладел каждым из нас.
В какой-то момент двери распахнулись, и покрытые копотью безжизненные тела вывалились на холодную землю. Чёрный как смоль дым повалил огромным зловещим облаком из дверного проёма.
Я готов был отдать всё на свете за глоток чистого морозного воздуха. Я старался жадно вдыхать его ртом, как и все, кому удалось выйти наружу. К сожалению, в те мгновения никто не думал о том, что именно это и станет губительной ошибкой для многих.
На улице отравленные густым дымом люди продолжали падать. За ночь температура воздуха опустилась на десять градусов, но зимнего холода не чувствовал никто. Леденящий кровь ужас — единственное, что ощущалось в тот момент. Повсюду слышались душераздирающие вопли и стоны. Те, кто был в сознании, пытались привести в чувство своих близких или хотя бы просто найти их в этой суматохе, выкрикивая имена…
— Где скорая-то, б**?!
Кто-то из тех, кто успел выбраться в первые секунды, добежал до пожарной части и вызвал подмогу. Через минуту к клубу подъехали две пожарные машины, но минута — это слишком много, когда счёт идёт на вдохи…
Ночную темноту рассеивали яркие вспышки мигалок скорых и пожарных машин. Здание клуба полыхало и дымилось, как огромная дымовая шашка. Тушить его не спешили: слишком много народу внутри. Те, кто был покрепче, вместе со спасателями выносили обугленные тела и паковали по машинам. Все они были без сознания. Скорые уезжали, набитые битком.
* * *
Дул холодный декабрьский ветер. Вперемешку с мокрым белым снегом в воздухе хаотично летал серый пепел. Со всех сторон доносились звуки сирен и крики людей. Я лежал на замёрзшей земле, захлёбываясь от кашля, и смотрел в ночное небо. Мимо меня мелькали чьи-то ноги, а рядом лежали полураздетые обгоревшие тела. Над некоторыми из них рыдали обожжённые выжившие.
Я моргнул. Картина та же. Потом еще раз. И еще…
Промучившись несколько минут, я перестал дышать. Несмотря на тысячи видений, я не знал, как умру. Забавно, да?
Вокруг был едкий чёрный дым. Очень много дыма…
Хронология событий
В ночь с 4 на 5 декабря 2009 года в клубе «Хромая лошадь» произошёл крупнейший по числу жертв пожар в России.
В ту пятницу клуб праздновал восьмую годовщину со дня открытия. Клуб, рассчитанный всего на 50 посадочных мест, во время проведения мероприятия вместил в себя 350 человек, включая персонал.
В 01:08 по местному времени в помещении клуба был запущен фейерверк из холодного огня, от искр которого загорелась обшивка потолка, состоящая из сухих ивовых прутьев. Дальше счёт шёл на минуты.
Ситуация при возгорании усугубилась наличием грубых нарушений правил пожарной безопасности в части внутренней отделки помещения клуба и путей эвакуации.
В первые же секунды электричество отключилось, а аварийного освещения, так же как и указателей, и вовсе не было. О запасном выходе через кухню знал только персонал. Пластиковая отделка стен и пенопласт, использованный для лучшей звукоизоляции, способствовали быстрому распространению огня. При горении пенополистирол выделяет большой объём токсичных веществ. Беспрепятственному проходу людей мешали столбы и фанерные изгороди, расставленные в хаотичном порядке. Окна были заколочены деревянными досками. В темноте в узком коридоре у дверей основного выхода началась паника и давка. Около половины людей погибли именно в фойе у входа.
В 01:09 в пожарную часть, находящуюся в соседнем здании, было передано сообщение о возгорании непосредственно пострадавшим со следами ожогов.
В 01:10 информация о пожаре поступила в оперативный отдел станции скорой медицинской помощи Перми, четыре бригады скорой прибыли только через восемь минут, подъезды к клубу были забиты беспорядочно припаркованными машинами.
Рано утром из Москвы в Пермь за пострадавшими прибыли восемь самолётов. Четыре борта отправили в Челябинск, по два — в Москву и Санкт-Петербург.
В результате чрезвычайной ситуации пострадали 238 человек, при этом на месте погиб 101 человек, из них 40 % — от острого отравления комплексом токсических веществ. Всего погибло 156 человек. Смерть каждого человека — это конец целой истории. За считаные минуты оборвалось 156 историй, так или иначе затрагивающих и другие жизни.
Клубы — это места скопления взрослой молодёжи, то есть людей в возрасте от 20 до 40 лет. В этот период жизни, как правило, на человеке лежит ответственность не только за свою жизнь, но и за жизни его маленьких детей и пожилых родителей. Если убрать это звено, рухнет вся цепочка.
Вследствие пожара 109 детей остались сиротами, а это ещё 109 исковерканных судеб.
По подозрению в причастности к пожару были арестованы четыре человека: соучредитель клуба, арт-директор, исполнительный директор и поставщик пиротехники. Пятый подозреваемый, соучредитель и арендатор «Хромой лошади», в тяжёлом состоянии был перевезён в московскую больницу, где и скончался 9 декабря 2009 года.
11 декабря 2009 года Ленинский районный суд г. Перми санкционировал арест главного государственного инспектора Пермского края по пожарному надзору, который вместе со своими подчинёнными «не выявил многочисленных нарушений требований нормативных документов по пожарной безопасности в данном развлекательном учреждении».
По состоянию на 5 декабря 2012 года, то есть спустя три года после трагедии, состоялось 238 судебных заседаний. Из них 111 оказались сорванными.
К уголовной ответственности были привлечены восемь человек: соучредитель клуба, исполнительный директор, совладелец клуба, арт-директор — обвинены в преступлении по ч. 3 ст. 238 УК РФ; устроители пиротехнического шоу — по ст. 218 УК РФ. Бывший главный государственный инспектор Пермского края по пожарному надзору — по ст. 285 УК РФ, инспекторы госпожарнадзора по Пермскому краю — по ч. 3 ст. 293 УК РФ.
Только спустя почти четыре года — 22 апреля 2013 года — Ленинский районный суд г. Перми вынес обвинительный приговор в отношении восьми лиц, виновных в пожаре и такой страшной смерти 156 человек.
Для людей, чьи жизни это событие никак не затронуло, 156 — это просто число. Безликий, безымянный набор цифр. Поэтому 5 декабря 2011 года в сквере Уральских Добровольцев г. Перми был установлен памятник с именами всех погибших при пожаре в «Хромой лошади».
Блики красного, жёлтого, душащий дым
И обломки, что падают с крыши.
Говорят, тяжело умирать молодым,
Но страшнее, когда не услышат.
Лиза Филинова, 2018
Воспоминания очевидцев
«…В воздухе стоял лёгкий запах дыма, но поначалу казалось, что это следствие горения фейерверков. Ещё до того, как началась сильная паника, мы с друзьями успели выбраться на улицу. Дело в том, что, видимо, не все присутствующие сразу понимали, что происходило, так как некоторых из них впоследствии нашли мёртвыми, сидящими за своими столиками. <…> Из клуба были слышны истошные вопли о помощи, стоны, и я бессознательно кинулся обратно в здание. Я, сколько было сил, хватал лежавших на полу людей и выбрасывал их наружу. Помню, несколько раз терял сознание, но в горячке не отдавал себе отчёта о тяжести своего состояния…»
— Мусса Е., милиционер, спасший несколько людей из горящего клуба, при этом сам чудом остался жив
Ужахов Т. Возвращаясь к пожару в «Хромой лошади» // Изба-читальня [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.chitalnya.ru/work/2098083/ (дата обращения: 05.10.2023).
«В тот вечер мы услышали крики, мат в фойе. Вышли в коридор, чтобы навести порядок, но увидели необычную картину. На “Порше” приехали четыре человека, двое мужчин и две женщины, все чёрные от сажи. Женщины кричали от боли. Заметил, что их синтетическая одежда расплавилась и прилипла к коже. Наши врачи кинулись срезать с них ножницами блузки, лифчики, вернее, то, что от них осталось. <…> Когда мы подъехали к “Хромой лошади”, на земле лежало не более пяти человек. Пожарные выносили людей из кафе, врачи пытались оказать первую помощь. Вскоре всю площадь у клуба “застелили” людьми. К работе подключили водителей. Мы пытались сортировать: тела в одну сторону, живых — в другую. Но процедура потеряла смысл, так как места на дороге не хватало, и люди быстро умирали».
— Альберт П., дежурный водитель на подстанции скорой помощи
Боброва И. «Как же вы надоели со своей “Хромой лошадью”» // Московский комсомолец [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.mk.ru/incident/2019/12/04/kak-zhe-vy-nadoeli-so-svoey-khromoy-loshadyu.html (дата обращения: 05.10.2023).
«…Меня спасло то, что я знал, куда идти, хотя табличек не было. Потом мне позвонил ночной администратор клуба. Я спросил: «Ты как? Где?» Он ответил: «Немного подгорел, надышался, в больницу везут». А потом я узнал, что он умер. И сейчас я понимаю, что выйти оттуда не было гарантией того, что ты выживешь. Я тоже успел надышаться. И я не знаю, вышел бы я, сделай ещё пару-тройку вдохов…»
— Андрей К., аниматор в клубе в ночь происшествия
«Я помню всё. Эту гарь, огонь, дым». Вспоминаем историю трагедии «Хромой лошади» // 59.ru. Пермь онлайн [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://59.ru/text/incidents/2019/12/05/66384385/ (дата обращения: 05.10.2023).
«Парень, который бежал сзади, тоже свалился, придавил мне ноги. Подняться я не могла. На спину капал расплавленный пластик с потолка. Потом я всё же нашла силы встать и дойти до выхода. <…> Сильнее всего пострадало плечо и спина. Капли расплавленного пластика воспламенили мою синтетическую кофту. Она тлела прямо на мне».
— Анна Б., очевидец
Гнединская А. «Кофта тлела на мне». Десять лет со дня трагедии в «Хромой лошади» // РИА Новости [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://ria.ru/20191205/1561977201.html (дата обращения: 05.10.2023).
«…На момент приезда спецтехники у перекрёстка возле здания лежали люди — вероятно, выбежали сами в шоковом состоянии на последних силах, но, надышавшись ядовитым дымом, погибли. Снаружи здания не было видно огня, а внутри была лишь темнота. Рядом в обгоревшей одежде бродили люди. Они двигались как зомби. Я не могу подобрать других слов. И сейчас я не знаю, живы ли они остались. Шли босиком, одежды на них почти не было, я видел, что к телу прилипли синтетические лохмотья. На голове обожжённые остатки волос. Они шли к нашим синим маякам на машинах с квадратными глазами и только шептали: «По-мо-ги-те…» <…> Каждого человека [внутри здания] мы вдвоём брали за руки и за ноги. Все они были без сознания, у нас даже не было времени, чтобы остановиться и проверить пульс: надо было максимально быстро выносить людей из этого ада…»
— Андрей А., спасатель
«За мёртвой была ещё гора тел»: работавшие в «Хромой лошади» спасатели рассказали, что видели // metro Moscow [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.gazetametro.ru/legacy/articles/za-mertvoj-byla-esche-gora-tel-rabotavshie-v-hromoj-loshadi-spasateli-rasskazali-chto-videli-27-11-2019 (дата обращения: 05.10.2023).
«Однажды я задавал себе вопрос, что такое ад. Я его увидел там. <…> Увидел [внутри]: слева на коленях стоит девушка, её голова была опущена. Она как будто молилась… Я думал, что она жива, но, как только коснулся её, она упала. Я сделал к ней шаг вперёд, и у меня перехватило дыхание: за ней между четырьмя столами лежала гора тел… Чуть ли не до потолка. Молодые мужчины, женщины, они все были переплетены между собой. <…> Они не дошли до выхода совсем немного, буквально несколько шагов. И я думаю: даже если эти люди не успели выйти, хотя находились так близко от выхода, что говорить о тех, кто был там дальше, в глубине зала?»
— Владимир Т., спасатель
«Я помню всё. Эту гарь, огонь, дым». Вспоминаем историю трагедии «Хромой лошади» // 59.ru. Пермь онлайн [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://59.ru/text/incidents/2019/12/05/66384385/ (дата обращения: 05.10.2023).
«Моя младшая дочь Марина первая узнала о пожаре и приехала в клуб. Около входа в клуб лежало множество мёртвых чёрных людей. Дочь перешагивала через трупы, заглядывала им в лица, искала Ирину. Когда я приехала, уже всё было оцеплено…»
— Тамара О., мать пострадавшей
Ракинцева А., Сизова М. Глубокий ожог. Воспоминания людей о трагедии в «Хромой лошади» // Аргументы и факты [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://perm.aif.ru/society/glubokiy_ozhog_vospominaniya_lyudey_o_tragedii_v_hromoy_loshadi (дата обращения: 05.10.2023).
«Вокруг ночного клуба уже выстроилась цепочка из омоновцев. Её штурмом пытались разорвать обезумевшие от горя люди — пытались пробиться к зданию клуба. <…> Темень, гарь, растерянность, ошеломление, ужас. Хотя нет, осознание, что произошло, всегда приходит намного позже. Брошенные сумочки, одежда… Но особо в памяти на разный лад надрываются телефоны, оставшиеся без хозяев…»
— Марина С., журналист
Ракинцева А., Сизова М. Глубокий ожог. Воспоминания людей о трагедии в «Хромой лошади» // Аргументы и факты [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://perm.aif.ru/society/glubokiy_ozhog_vospominaniya_lyudey_o_tragedii_v_hromoy_loshadi (дата обращения: 05.10.2023).
«Каждый декабрь после 2009 года — это холодный, не щадящий мои нервы месяц, который начинается с жутких воспоминаний о “Хромой лошади”. О том, что почувствовали мои голые пятки, которые ходили по битому стеклу, что чувствовал мой нос. Я ощущала тогда всё очень остро, и казалось, что я вот-вот умру. И это состояние — на острие ножа голыми пятками — всегда возвращается. Для меня это синоним страха».
— Мария Ш., танцовщица в клубе
Кто умирал, тот знает, что живёт. Трагедия «Хромой лошади» в судьбе одной семьи // Zookovcheg [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://zookovcheg.ru/bez-rubriki/skolko-lyudej-pogiblo-v-hromoj-loshadi.html (дата обращения: 05.10.2023).
«…Я по максимуму стараюсь избегать мест со скоплением людей, отношусь к ним с большой опаской, меня это раздражает. В какой-нибудь экстремальной ситуации может начаться паника. Я живу с твёрдым убеждением, что чем больше вокруг тебя людей — тем выше опасность…»
— Андрей П., сын погибшего
Кто умирал, тот знает, что живёт. Трагедия «Хромой лошади» в судьбе одной семьи // Zookovcheg [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://zookovcheg.ru/bez-rubriki/skolko-lyudej-pogiblo-v-hromoj-loshadi.html (дата обращения: 05.10.2023).
«Два года прошло, а я так и не могу поверить, что моего Андрюши больше нет… Мы с Украины, сыну всего 31 было, такой умница. Юрфак с красным диплом закончил, и его пригласили работать в Пермь, в крупную юридическую фирму. <…> Когда начался пожар, Андрей и Алла вышли из клуба в числе первых, но, увидев, что друга нигде нет, сын бросился назад, в горящее здание. Оба погибли…»
— Надежда С., мать погибшего
Рангулова В. В Перми поставили памятник жертвам пожара в «Хромой лошади» // Комсомольская правда [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.perm.kp.ru/daily/25798.5/2780298/ (дата обращения: 05.10.2023).
«Испанские актёры, которые должны были выступать, вроде все выбежали. А наши сотрудники не все. Серёжа погиб, он же совсем ещё молоденький, тело его достали на моих глазах, увезли в морг, а его жене вот-вот рожать. <…> Меня посадят, да?»
— Светлана Е., исполнительный директор клуба (на момент происшествия)
Ракинцева А., Сизова М. Глубокий ожог. Воспоминания людей о трагедии в «Хромой лошади» // Аргументы и факты [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://perm.aif.ru/society/glubokiy_ozhog_vospominaniya_lyudey_o_tragedii_v_hromoy_loshadi (дата обращения: 05.10.2023).
«Сразу после пожара прошла волна проверок. Через год они повторились. С тех пор пожарный надзор приходит с проверками в обычном режиме. <…> Никто не хочет оказаться на месте гостей или хозяев этого клуба. Сейчас при строительстве подобных заведений первый вопрос: а как с пожарными выходами?»
— Илья Б., президент Западно-Уральской ассоциации рестораторов и отельеров
Трагедия в клубе «Хромая лошадь» напомнила владельцам заведений об ответственности // Регнум [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://regnum.ru/news/1600887 (дата обращения: 05.10.2023).
«Месяца не прошло после пожара в “Хромой лошади”, как клубы стали снимать горючую отделку со стен и потолков. Я слышал, что раньше можно было откупиться почти от любых претензий пожарных инспекторов. Но сейчас есть железный минимум — открытые запасные выходы, противопожарная обработка интерьера и никаких фейерверков…»
— Кирилл И., работник ночного клуба
Майоров М. Мать пострадавших в «Хромой лошади» посетила 237 судебных заседаний // Аргументы и факты [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://perm.aif.ru/society/details/122833 (дата обращения: 05.10.2023).
«Зачем давать взятки, если можно отделаться минимальным штрафом и обещанием: “Исправимся”. Через год инспектор снова приходил. И снова выписывал штраф. Конечно, если бы пожарные хотели закрыть клуб, они бы его закрыли. Но прикрыть “Хромую лошадь” было не так просто. Ведь главный пожарный города значился в списке вип-гостей клуба».
— Илья И., предыдущий арт-директор клуба
Борисов А. Бывший арт-директор «Хромой лошади» рассказал, как клуб шёл к пожару // TVCenter [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://tvcenter.ru/news-tv/Byvshii-art-direktor-Hromoi-loshadi-rasskazal-kak-klub-shel-k-pozharu/ (дата обращения: 05.10.2023).
«Не случилось никакого чуда: чиновники не перестали воровать, бизнес не стал больше заботиться о пожарной безопасности, система здравоохранения так и не способна ни на что, кроме героизма отдельных медиков. А то и хуже, пожалуй, стало. Даже это печальное единение людей вскоре схлынуло. На мгновение вспыхнув снова, лишь когда в “Зимней вишне” сожгли ещё десятки жизней».
— Дмитрий Ж., руководитель благотворительного фонда «Дедморозим»
«Ничего не произошло, но всё изменилось». Дмитрий Жебелев о десятилетии со дня трагедии в «Хромой лошади» // ProPerm.Ru [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://properm.ru/news/2019-12-05/nichego-ne-proizoshlo-no-vsyo-izmenilos-dmitriy-zhebelev-o-desyatiletii-so-dnya-tragedii-v-hromoy-loshadi-2687787 (дата обращения: 05.10.2023).
Эпилог
Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой всё особое, своё,
И нет планет, похожих на неё.
<…>
И если умирает человек,
С ним умирает первый его снег,
И первый поцелуй, и первый бой…
Всё это забирает он с собой.
<…>
Уходят люди… Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
От этой невозвратности кричать.
(Евгений Евтушенко, 1961 год)