Алина Павлова
СТИХОТВОРЕНИЯ
*** СЛОНЦЕ ***
Слон пьет только чистую воду.
Ни чистой, ни мутной. Томится
Взращенный в мозаике мамонт.
Мозаика, муза, музЫка.
Я тоже умею разбиться,
Я тоже умею собраться,
Я тоже умею застыть.
Слон ищет протяжного ветра,
И Нила волос бирюзовых,
Причесанных ржавым закатом.
Он хочет проплыть в колыбели
До самых младенческих складок,
Предвестников первой улыбки,
Он хочет доплыть до рассвета,
Где предки слонов распевали,
Где предки китов танцевали,
Где предки бамбука росли.
В троллейбусе номер тринадцать,
На старом сиденье, пропахшем
Кондуктором, молью и пылью,
Дождем, отсыревшим как творог,
Газетой, травой, гуталином,
Компостерские привиденья
Снуют и грустят и витают,
Не в силах заблудшие души
Вернуть на привычный маршрут.
В троллейбусе номер тринадцать
Слона, выдавая за зайца,
Тайком провозя в рюкзаке,
Мы все путешествуем к Нилу,
К Нулю, к невозможному кругу,
К исходному устью отсчета,
К незримому обручу солнца.
В парк следует этот троллейбус
И не закругляет кольцо.
Идя по следам белой ночи,
Я вижу в беспамятстве бреда,
Как щупальцем детским алоэ
Тянулось потрогать восход.
*** ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ ***
Искоростень сожжен, и отпущен голубь.
Воздух молчит по-древесному, по-древлянски.
Голый и гордый в кружеве дыма город.
Ольга читает на память стихиры Пасхи.
Время тем временем вышло и не вернулось.
Время распялось на первом же перекрестке.
Под перекрестным огнем двадцати столетий
Время распалось на солнце, траву и ветер.
Время служить заутреню на погосте,
В поле, где плотью лет обрастают кости.
Время сидит на кургане лицом к рассвету,
Ест вчерашнее солнце, пьет свежий ветер.
***
Течет по жилам дождь. Я голубых кровей,
Хоть смешана навек с соленым и зеленым.
Плащей – дождевиков и дождевых червей
Хрустальный унисон под равнодушным кленом.
Так просто стать дождем, когда тебе пять лет,
И фары кораблей тьму обнажат печально,
И каждому листу ты вырезал скелет,
И первый стих суров, как ветер предначальный.
И акварельный взгляд, и подо льдом трава
Мне указуют путь: направо, снова прямо,
Под деревом, где ночь пульсирует едва,
Стеклянный шар зарыт, как голова Адама.
*** EXEGI MONUMENTUM ***
Возможно, однажды я пылью музейною стану.
И также возможно, что стану я уличной пылью.
И будут вдыхать меня ноздри, топтать беспрестанно
Копыта коней и ботинки с носами тупыми.
И стану я прахом. А может быть – светом небрежным,
Вечерний собор осеняющим. Хлопьями снега
С балконов лепных. Ветром набережным и прибрежным.
Уж Волхов устал от Невы, ему снится Онега.
В зеленые косы медуза Горгона вплетает
Зеленое солнце мостов и немножко печали,
Немножко меня. И в гранитную почву врастает
Мой голос, мой образ, уже возрожденья не чая.
***
Здесь вода так привычна, как терпкий шансон армянина
И горячих сосисок надменный и царственный вкус,
И запястья моста обвивает прозрачная тина,
И топорщат морские коты свой заржавленный ус.
И зеленые люди выводят котов на прогулку:
Ну не все же им чистить ключи у Святого Петра.
В подворотнях по-прежнему смрадно, на улицах гулко,
Но вода вместо лиц отражает одни номера.
А по городу бродит вода, как верблюд по пустыне, —
Светофорные солнца желтеют сквозь яблоки глаз —
Заползает в тетради, линует, линяет и стынет,
Синим светом — зеленых людей, изумруд и топаз.
Синий свет, синий слог, мы расплавлены буквами в сыре,
В наших жилах тревожно и мутно танцует Нева,
Проплывая по трубам в седой петроградской квартире,
С медным привкусом солнца, рождая из пены слова.
*** КАК ПОЙМАТЬ ЛЕТО ***
Так только ветер помнит.
Так только рыба спит.
Так поют в катакомбах.
Так целуют гранит.
Так утекают реки
Вспять по сухой листве.
Так предаются руки
Арфе и тетиве.
В зыбком дворе вечернем
Кружево вьют стрижи.
Мама, я на качели,
Лето посторожи!
Лето ловите, звери,
Спрячьте его в сачок.
Птица в скважину двери
Свой распахнет зрачок.
Август ждет на аллее.
С ним его девять пчел.
Видишь? Правей. Теплее.
Холодно. Горячо.
*** MEMENTO ***
Август крадется
Ветви склоняют
шеи
Помни о снеге
Дети
Скачут по кругу
И вдруг в раздумье
Замрут
на одной ноге
Помни о снеге
Сквозь дым сосновый
Я вижу голос
Сквозь упоенье
Я слышу голод
Помни о снеге
Август мерцает
Чайки застыли
стынут
и в небе висят
как сигнальных флагов
правильный клин
На корабле
Слышится рында
Зовут к обеду
Или к побегу
Мы на отлёте
Помни о снеге
Август курчавый
В круг завивает
Словно лозу
Наши побеги
Ну же, побегай
Скоро отпустит
Скоро пройдет
Может, в земельки?
Круг откусив у друга
Словно
Яблоко алые паруса
Дети хохочут
Помни о снеге
Помни о беге
Помни о круге
*** ДЕРЖИТЕСЬ ***
Держитесь за поручни, за провода телеграфа,
Столбы, парапеты, за лист недочитанной книги,
За лист недоцветшей сирени, держитесь за землю,
За руки других пассажиров, за что-нибудь, право,
За лево,
Мы на высоте сто пятнадцать кубических ветров,
Полет наш проходит над водным и млечным пространством,
В пути вам предложат эспрессо, арпеджио, престо,
Да, выбрать непросто, не курят, здесь больше не курят,
Не спят, не танцуют, не плачут, собаки не воют,
А только поют и играют, поют и играют,
Зато си бемоль здесь всегда на полтона повыше,
Поярче, почище, такая уж это тональность.
Вот мы приближаемся плавно к Созвездию Баха.
Все выше, все чище.
Держи камертон наготове.
*** В ПРЕДЕЛАХ СУМЕРЕК ***
У города нет больше лика. Остался лишь облик:
Убогая церковь под вечною стражей двух облак,
Безносой слепой Магдалины на южном фронтоне
И вывески пыльной. И все это в розовом тоне.
Лик города вымер и выцвел. Остался лишь сумрак,
Небрежный, всего только штрих, словно детский рисунок,
Еще не познавший пропорции и перспективы.
Прохожие статуи ночью безмерно учтивы.
Душа от касанья их взоров лишается пятен.
Мой маленький путь стал отныне мне горько понятен.
Так прям мой исход, непреложно ведущий сквозь арки
К моим фонарям, что, как в детстве, возвышенно ярки.
У города нет больше лика. Хранят его облик
Лишь память моя да беспечное воинство облак.
*** ВЕСНА ***
Она одна, но у нее сто пор.
Мы как в окно троллейбуса в них дышим,
Мы как в иллюминаторы в них смотрим,
Мы как аквариум их проплываем,
Но нам ни вынырнуть, ни переплыть.
Но рыбный запах сквозь сухие стекла
Раздался, просочился, водворился,
Болотистый, зеленый, огурцовый,
Он из ноздрей впадает в устье шеи,
Где, в неводе цепочки заплутав,
Чешуйки щурит Сам Ловец и Жертва,
В одно сплетясь застенчивое солнце.
Когда лежишь лицом в бензинной луже,
Где облака пропитаны асфальтом
И мыльных пузырей сияет град,
Она одна тебе протянет руку,
Она твои глаза слюной помажет,
И ты отыщешь в дымчатых волнах
Осколки от бутылки, содержавшей
Обрывки, прежде бывшие письмом.
***
Пустота наполняет меня бессонной
Осязаемой ночью на грани лета.
И владыки, и кони, и духи сонмом
Погружаются в бледные волны Леты.
Три ладони у лета, и я колеблюсь,
До какой же дотронуться, чтобы вспомнить,
Как раскачивал ветер вечные стебли,
Как дышать мне, как песню свою исполнить.
Я давно разучилась и спать, и слушать
Робкий шелест секунд. Знаю только чудо.
Научи же меня, как рисуют душу,
И все прочее я, так и быть, забуду.
*** INFINITUM ***
Апрель, а я у осени в плену.
Хожу и задеваю рукавами
Пропитанную солнцем тишину,
Что пахнет онемевшими словами.
Закрыть глаза, считать до десяти.
Куда еще от вечности мне деться?
Все те же сны лелеять и пасти:
Гостей незваных, выходцев из детства.
Нечетное число, я не делюсь
На комнату. Я между. Я в остатке.
Я неопределенности молюсь,
Я вечный знаменатель этой схватки.
…Проспать до лета, снег перерасти
И радуги младенческой коснуться…
Но тянется язык произнести,
Но мечется зажатое в горсти
И горькое, как стрептоцид, — «проснуться».
***
Города геометрия
Выверенно проста:
В ней о любви, о смерти ли —
С титульного листа.
Пеплом ты будь иль мусором —
В урне найдешь покой.
С малым и старым юсами
Ляжешь одной строкой.
Тень ты теперь иль памятник,
Спину ровно держи —
Рядом с тобою Аничков
Конь без седла бежит.
Жаждешь, томишься, голоден,
Умер или устал —
В медленный уксус города
Ты обмакни уста.
*** ГЕРБАРИЙ ***
Лепестков только семь,
А желаний по-прежнему восемь.
Мне бы только забыть насовсем,
Как рождается осень.
Просыпается осень,
Из летнего сна вытекая.
Травы молятся оземь,
Не плача и не отпуская.
Просыпается осень в рукав.
По дырявым карманам
Телеграммы бросает рука
Старшим братьям и мамам.
Только ты собираешь
Беспечный кленовый гербарий
И в янтарь облекаешь
Цукаты заснеженных арий.
В январе, в янтаре
Убаюкана бабочка-время,
В золотой кожуре,
Молодея и зрея со всеми.
Только ты сочиняешь впервые
Сонату Клементи,
Забывая тотчас,
Чтобы он ничего не заметил.
*** КАК Я ФОТОГРАФИРОВАЛА ЛУЖУ ***
Кануть. Камень. Камея.
Крыши и каблуки.
Кажется, я умею.
Не отвести руки,
Не отуманить взгляда:
Кажется, я могу!
Капельку Петрограда,
Крапинку Ленинграда,
В сумерках, на бегу:
Дайте выплеснуть руки
Из рукавов зимы,
Предновогодней муки
И предпасхальной тьмы.
Запечатлеть, впечатать
Рваных луж акварель.
Съежившись, без перчаток,
Молча уйти в апрель.
*** ПРЕВРАЩЕНИЕ НА НАБЕРЕЖНОЙ ***
Стопа, осязая гранит ступени,
Следов не оставит, но звукоряды,
И солнечной гаммы дерзкое пенье
Пронзает чуть мутную каресть взгляда,
Зрачок просветляя. В ветвях – ресницах,
Зрачки, набухайте и зеленейте!
Вам будет отныне лишь полдень сниться
И солнце, играющее на флейте.
Я шею склоню, я стволом подамся
К реке, и с корней я ботинки скину:
Хоть Моцарта помещайте, хоть Брамса,
Лучи, на мою дуплистую спину.
Травы пробивающейся и редкой
Закон очень прост: все сути едины.
И, в клюве с моею зеленой веткой,
Уж чайка плывет на ковчеге льдины.
*** РОЖДЕСТВО ***
Полпятого
полузима
полуночь
полувьюга
четыре беспомощных ветра
не видят друг друга
не слышат друг друга
и плачут фальшивя как дети
рожденные осенью
вовсе не знают о лете
их плач потому безнадежен
что он обездвижен
что время устало
что время еще не настало
что время сощурило веки
от резкого света
что время уснуло
в задумчивых поисках лета
но Слово уже нарекли
и оно уже значит
они ведь не знают
что жизнь не приходит иначе
как через фальшивое пенье
полночной метели
когда фонари как волхвы
собрались у постели
они ведь не помнят
как гаснет луна на рассвете
как время уходит
как время уходит от смерти
***
Мой ямб неуклюжий свернулся, как страус в яйце,
Поджав волосатые лапы и вытянув шею.
Я помню, как дальше. Я знаю, что будет в конце.
И только начало придумать никак не умею.
В начале всегда корабли вьют гнездо во дворе,
И люки цветут, и сопят пекинесы блаженно.
Меня на прогулку выводит зеленый хорей,
Но лишь птеродактиль течет по извилистым венам.
*** ГДЕ МОЙ ИСТОК ***
Где мой исток? Водопроводный сток.
А тротуар – мой записной листок,
Что я мараю с дерзостью шутливой.
Хотя мой почерк смоет первый ливень,
Асфальт впитает все побеги строк.
Их, разделя по тактам на восьмые,
Вполголоса устало воспоют
Младенцы, старики, глухонемые,
Все бронзовые лошади хромые,
Прохожие, что в морды им плюют.
Хор продавцов поделок, роз и кукол
Наземных и подземных голосов
Произрастет так высоко под купол
Казанского, что бережно и скупо
Им колокол ответит в шесть часов.
И я тогда, протяжно воскресая,
Раскинув руки вглубь ночи, услышу:
Бежит моя симфония босая
Сквозь Мойку, через дождь, не угасая,
И загоняет голубей на крыши.
Где мой исток? Водопроводный сток.
И тротуар – мой записной листок.
Ведь я росток – не более, чем голубь,
Но значу я не менее, чем город,
Ведь город сам – не больше чем росток.
Примечание: три стихотворения из данной подборки (Слонце, Повесть временных лет и «Течет по жилам дождь…» ) были включены в шорт-лист поэтического конкурса «Феникс» («И я сжег все…»), который проводился журналом «Лампа и дымоход» в 2016 г.